Мэри Норрис - Роман с Грецией. Путешествие в страну солнца и оливок

Пока никто не смотрел, я решила поддаться искушению и снять купальник. Я только один раз плавала нагишом в пруду в Нью-Джерси. Мне понадобилась вся моя отвага: сердце начало бешено колотиться, когда я, войдя в воду достаточно глубоко, больше не чувствовала дна и начала работать ногами. Я была готова к тому, что в любую секунду услышу рупор и увижу полицию, с ревом въезжающую на патрульной машине-амфибии в воду, чтобы позорно вытащить меня на всеобщее обозрение. Наготу может считать дурной только тот, кто этого не одобряет, как в случае с Яхве, когда он обнаружил Адама и Еву после сцены с яблоком в Эдемском саду. Но мое искушение было слишком велико. Если плавание вокруг скал Афродиты должно было сделать из меня красавицу, вода просто обязана была коснуться всей поверхности кожи. Я не хотела совершать ошибку среброногой Фетиды, которая держала своего сына Ахилла за пятку, пока окунала его в бессмертные воды Леты: эта часть его тела так и осталась уязвимой.

Да, читатель, я разоблачилась там, на скале, и окунулась в море. Все мои нервные волокна пришли в возбуждение, пока я находилась в воде; между морем и мной не было прослойки из лайкры. Я зажала купальник в зубах и давай грести, огибая скалы, как ретривер. У меня было такое ощущение, будто я сбросила шерстяное покрывало. Течение мягко подталкивало меня обратно к берегу. И вот меня вынесло на кучу обесцвеченных водорослей, мягких, как ковер из конфетти. Я чувствовала себя перерожденной.

Пообедала я на пляже: бутерброд с сыром, оставшийся после завтрака, сушеный инжир, несколько печений, за которыми последовало пиво. Я не забыла сделать щедрое возлияние в честь Афродиты. Теперь мне захотелось, чтобы рядом был мужчина – кто-то, с кем я могла бы разделить этот момент, но сожалений у меня не было. Как и остров Кипр, я хотела самоопределения. Возможно, два моих желания противоречили друг другу: кажется, невозможно иметь любовь и независимость одновременно, но было приятно думать, что хотела я именно этого.

С другой стороны, если бы я путешествовала не одна, я бы никогда не оказалась в этом месте.

Я вернулась к машине похорошевшей. Мое критское покрывало было сплошь облеплено репейником. По склону холма петляла извилистая дорожка, и я решила, что нет смысла трястись по острым камням. В кои-то веки я позволила себе не заморачиваться. Не уверена, что я действительно изменилась, но изменилось все, что я видела вокруг. Как будто я оказалась под действием наркотиков. Цвет скал, гальки, травы, цветов, чертополоха, моря, кипарисов и кедров – стал много ярче, объемнее, словно осязаемый. Простившись с морем, я возвращалась в свою стихию, к земле – и все мне виделось иным. Я находилась далеко от дома, где однажды, стоя перед зеркалом в ванной с «Аяксом» в руках, отчаянно бормотала: «Все страшнее и страшнее». Вернувшись к машине, я сделала то, чего не делала годами: повернула зеркало заднего вида так, чтобы видеть собственное отражение, и поправила волосы.

Следует сказать, что я не воспитана на высших стандартах красоты. Озеро Эри не было красивым. Это был первый водоем, у которого я когда-либо сидела, и его берег был покрыт зеленой слизью. Мне очень нравился фейерверк над пляжем Эджуотер в День независимости, 4 июля: я была еще маленькой, сидела у папы на плечах и смотрела, как множество крошечных золотых рыбок собирались в целую стаю в форме гигантской рыбины, мерцающей в ночном небе. Я никогда больше не видела таких фейерверков. Я никогда не жила в красивом месте, пока не переехала в Вермонт, где у меня был вид на горный хребет Адир о ндак и где на работу я ездила по дороге, утопающей в зелени. Нью-Йорк всегда выглядит красиво в моих глазах, стоит мне оттуда уехать. Может, таков закон природы: вещи кажутся намного красивее, когда вы думаете, что видите их в последний раз.

Так как же я вдруг увлеклась Грецией?

Все вышло совсем не так, как я ожидала. Свет, знаменитый свет, был не ярче, чем где-либо еще, а мягче, нежнее, как сливки вместо молока или настоящий кленовый сироп, который пробуешь впервые. Не было никаких резких мазков – скорее, цветные полоски вдоль линии горизонта, растушеванные в далекой перспективе, побеленные стены, синие купола, мягкий терракотовый цвет черепицы. В ландшафт были аккуратно вписаны храмы: созданное человеком лишь подчеркивало красоту природы, а природа оттеняла то, что было создано человеком. Идеальное сочетание.