Григорий Лапшин - Автостопом через Африку

В магазине рождественской распродажи я выбрал бело-серебристые кроссовки за 99 N$.

Старые торжественно захоронили на вершине горы, над Виндхуком, и даже сложил погребальный тур из камней, наверняка и сейчас он там стоит.

Кроссовки оказались не только красивые, но и легкие и «дышащие». Ноги в них меньше потеют, я ношу их уже почти год.

Мой желтый костюм из натурального льна уже давно протерся в нескольких местах. Я поставил на него заплатки из подходящей по цвету ткани, но теперь он утратил «представительский вид». В городе приходилось ходить в футболке и спортивных штанах, а костюм я надевал только в дальних поездках, т. к. твердо уверил, что для пустыни ничего лучшего и придумать невозможно.

Остальные участники экспедиции получили большое количество обуви и одежды в подарок от Коптской Православной церкви — Отец Джон щедро отблагодарил работников за покраску церкви.

Как-то раз, когда мы ночевали в палатках в нашем «талибском лагере», вечером неожиданно пошел дождь. Мы вчетвером лежали в двух палатках и прислушивались к шуму дождя и раскатам грома. Неожиданно снаружи послышались шаги и кто-то стал приглашать нас на выход от имени полиции.

«Что за шутки? Две недели здесь живем — ни разу не было ни дождя, ни полиции. А теперь выбрали погоду получше, да еще и ночью!» — ворчал я, выглядывая наружу из палатки Антона.

В центре лагеря стоял стукач в плаще и с автоматом. Рядом с ним мокрый Кирилл в трусах, который ругался с офицером, вооруженным пистолетом.

Вокруг лагеря, в темноте, присев на одно колено, целились в нас из атоматов шестеро мокрых солдат без плащей. Эти уже больше всего походили на наш «спецназ» — с АКМами, штыками, дубинками и гранатами в специальной сумочке на поясе. Один из солдат даже светил на палатки лазерным прицелом какой-то неизвестной мне винтовки.

Офицер устал слушать ругань Кирилла, который еще с Египта очень нервно общался с полицейскими. Нам предложили «добровольно» пройти в российское посольство для выяснения наших личностей и проверки документов. Кирилл забрался в палатку мокрый и злой, у Антона паспорт был в посольстве Анголы, так что идти пришлось мне и Андрею. Трое солдат и стукач остались сторожить «лагерь диверсантов».

— В посольстве уже все спят. Давай придем туда утром, а то им наш ночной визит не понравиться — Сообщил я офицеру, когда мы подходили к воротам.

— Нет. К нам поступил сигнал. Я обязан проверить. — Настаивал офицер.

— Тогда звони в дверь сам. Я встану вот здесь, в стороне. — Предложил я, кутаясь от холода и сырости в куртку Антона.

На звонок вышел тот самый начальник охраны, который так невзлюбил наши рюкзаки.

Увидев меня в окружении мокрых и вооруженных солдат, он сразу понял в чем дело, и делово спросил: «Кто у вас „дженерал“ (старший)?» Дверь посольства на две минуты захлопнулась за офицером, который вовсе не обрадовался тому, что ему пришлось стать «генералом». Солдаты стали нервно бряцать оружием, переживая за командира. К счастью, смятение длилось недолго и дверь снова открылась. Русский голос сказал нам из темноты: «Все в порядке. Спокойной ночи». Тон «генерала» изменился неузнаваемо: «О-о! Извините-извините, очень сожалеем.

Извините за беспокойство, все в порядке. Можете идти спать дальше…»

Я поспешил на гору, чтобы сообщить хорошую новость товарищам и снять «оцепление». А Андрей еще задержался внизу, чтобы настрелять у мокрых солдат сухих сигарет.

На следующий день отметили день рождения В. Высоцкого в русской пельменной.

На ночь я перебрался под «родной фикус», опасаясь нового ночного налета властей на наш, теперь уже «рассекреченный» лагерь. Другие три «интернациональных бомжа» заночевали на пустующих трибунах стадиона.

Бюрократы из ангольского посольства уже вторую неделю держали у себя паспорт Антона, изготовляя ангольскую визу. Остальные ждали «счастливого» разрешения этого вопроса с Антоном, а уже по результатам хотели сдавать в посольство и свои паспорта.