Стефан Кларк - Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII

В конце концов, крышку абсурдного ящика Пандоры вернули на место – Эйлсфорды просто-напросто решили не разводиться, – но вражда между семьями Берти и Черчилля продолжалась до середины 1880-х. Одним словом, возвращение домой оказалось совсем не радостным для Берти.

По счастью, Франция пришла к нему на помощь. Несмотря на продолжающуюся борьбу за власть в Париже между республиканцами и различными фракциями роялистов, к 1876 году все стороны сошлись во мнении, что нет лучшего способа отпраздновать послевоенное возрождение Франции, чем принять у себя Всемирную выставку 1878 года. Это было колоссальное предприятие с огромным выставочным пространством, от Трокадеро на правом берегу Сены и через Марсово поле до Военной школы, где когда-то учился Наполеон Бонапарт. И в доказательство того, что, несмотря на великие потрясения, Франция не забыла своего самого верного английского друга, французский президент Патрис де Мак-Магон предложил Берти стать почетным президентом британского раздела экспозиции, как это уже было в 1867 году.

Мак-Магона, должно быть, едва не хватил удар, когда Берти отказался от такой чести. Что?! Неужели индийский вояж стер из его памяти все теплые воспоминания о Франции? Разве он плохо провел время на выставках 1855 и 1867 годов? Да как такое возможно, чтобы Берти не захотел приехать в Париж, полюбоваться новыми автомобилями, пройтись по бульварам, а потом улизнуть в театр?

Но у Берти были веские причины для того, чтобы отказаться от роли почетного президента: он предпочел быть президентом с широкими исполнительными полномочиями, тем более что в Лондоне уже был назначен председателем Королевской комиссии по подготовке к Парижской выставке 1878 года. Другими словами, он собирался войти в команду, контролирующую подготовку этой выставки, при этом оставаясь главой британской делегации. В таком качестве Берти должен был не только присутствовать на церемониях открытия и закрытия, как и на всех других, но и регулярно наведываться в Париж, чтобы следить за ходом строительства британского павильона и обустройством выставочных площадок.

Иначе говоря, ему предстояло торчать в Париже безвылазно. Для Берти это было воплощением мечты.

Вместе с тем это был важный поворотный момент в его жизни. У него впервые появился шанс заняться серьезным делом, официально исполнить дипломатическую миссию, к чему он так долго стремился. Но это была вовсе не синекура – выставочная площадка британцев была второй по величине после французской. Берти предстояло инспектировать строительство британского павильона, а также участвовать в подборе всех участников экспозиции, и не только с Британских островов, но и из колоний, в том числе Канады и Австралии. Это была огромная работа, которой Берти собирался посвятить себя в ближайшие два года.

Любопытно, что рвение, с которым Берти взялся за дело, и успехи, которых он добился – можно сказать, его личные достижения, – практически оставлены без внимания его биографами. Возможно, всех их увлекла другая страсть, которая вошла в жизнь Берти в то время: его самая известная и самая красивая любовница, Лили Лангтри.

История Лили и подробности ее романа с Берти очень хорошо задокументированы. Дочь священника из Джерси, в двадцатитрехлетнем возрасте девушка приехала в Лондон, где вдруг обнаружилось, что она красавица. После одного светского суаре в мае 1877 года, во время которого к ее ногам пали чуть ли не все модные художники Англии, Лили проснулась знаменитостью. В современном Лондоне она вряд ли бы произвела такой фурор, но прерафаэлиты превозносили ее до небес, она никого не оставила равнодушным. Вскоре Лилия Джерси попалась на глаза главному английскому скаута, Берти, и, как только поползли слухи о новой парочке, статус девушки был определен. После королевы Виктории и принцессы Александры Лили неожиданно стала самой знаменитой женщиной Англии.

Лили идеально подходила на роль королевской фаворитки. Она была молода, замужем, и ее невзрачный супруг, похоже, очень быстро смирился с внезапной независимостью жены. Но дело даже не в этом. Лили принадлежала к тому типу женщин, который так любил Берти: пылкая и остроумная, с пониманием и уважением относящаяся к его статусу, но всегда готовая высказать свое мнение. Она вполне могла бы быть француженкой.

В Париже Лили, вероятно, стала бы cocotte , но в Англии перед бедной девушкой, выбравшей гламурную лондонскую жизнь, открывались другие возможности. Она становилась «профессиональной красавицей». Репродукции портретов Лили и почтовые открытки с ее фотографиями стали раскупаться как горячие пирожки, принося, должно быть, ощутимую прибыль. И в этом смысле Лили оказалась вполне во вкусе Берти, уважавшего тех, кто сделал себя сам. Точно так же, как он помогал банкирам и промышленникам, Берти поддерживал амбиции Лили знакомствами с нужными людьми, приглашениями на правильные вечеринки (с единственным условием, что присутствие Лили не должно смущать принцессу Александру) и эксцентричными подарками. Он зашел так далеко, что построил для них любовное гнездышко в городке Борнмут на южном побережье Англии, который в те времена был тихим курортным местечком, а не пляжным мегаполисом, как сегодня. Однако, как выяснили некоторые биографы Берти, принц был не таким уж щедрым, потому что домик-то оказался не на первой береговой линии, как можно было подумать, а в десяти минутах ходьбы от моря, на улице, которая как раз застраивалась типовыми коттеджами.