Жан-Ив Борьо - Макиавелли

Еще более определенно Макиавелли высказывается по этому поводу в ключевой главе, озаглавленной «Народные массы мудрее и постояннее государя». Он вполне отдает себе отчет, что нарушает устоявшееся табу: «Не знаю, может быть, я взваливаю на себя тяжелое и трудно исполнимое дело, от которого мне либо придется с позором отказаться, либо нести его под бременем порицаний, но я хочу защищать положение, отвергаемое, как мною только что говорилось, всеми историками. Впрочем, как бы там ни было, я никогда не считал и никогда не буду считать пороком готовность отстаивать любое мнение, опираясь на разум и не прибегая к помощи авторитета и силы». Провокационно не только название главы, провокационны и первые же ее строки: «Нет ничего суетнее и непостояннее народных масс – так утверждает наш Тит Ливий, подобно всем прочим историкам». Но, заявив это, Макиавелли прикладывает все усилия к тому, чтобы реабилитировать народ: любой не управляемый законами человек, включая государя, «совершил бы те же самые ошибки, которые допускают разнузданные массы». У государей и народов одна природа: «Различие в их действиях порождается не различием их природы – ибо природа у всех одинакова, а если у кого здесь имеется преимущество, то как раз у народа, – но большим или меньшим уважением законов, в рамках которых они живут». Государь часто подвержен страстям, «каковые по силе много превосходят страсти народа»: «Что же до рассудительности и постоянства, то уверяю вас, что народ постояннее и много рассудительнее всякого государя». Подтверждением тому могут служить выборы римских трибунов плебсом, ведь «народ ни за что не уговоришь, что было бы хорошо удостоить общественным почетом человека недостойного и распутного поведения, а государя уговорить в том можно без всякого труда». Мало того, народ, даже заблуждаясь, способен прислушаться к гласу разума, тогда как «с дурным государем поговорить некому – для избавления от него потребно железо». Защищая способность народа быть субъектом политики, Макиавелли производит ревизию римских институтов и практик, одобряет одни и критикует другие, чтобы прийти к выводу, что если не идеальным, то хотя бы удовлетворительным государственным устройством является «широкое» управление с противостоянием фракций, оказывающим благотворное влияние при условии, что они действуют в законным рамках: «К совершенству Рим пришел благодаря раздорам между сенатом и плебсом». Он настаивает на этой мысли, подчеркивая, что только таким образом достигается свобода: «В каждой республике имеются два различных умонастроения – народное и дворянское, и все законы, принимавшиеся во имя свободы, порождались разногласиями между народом и грандами» (кн. I, гл. IV). Многие, в том числе друг Макиавелли Гвиччардини, упрекали его за приверженность идее о необходимости противостояния между разными партиями внутри республики, но он твердо стоял на своем, считая, что бесконечная борьба двух господствующих «классов» в итальянских городах-государствах служит движущей силой всего политического процесса.

Попутно в «Рассуждениях» ставятся некоторые принципиальные для того времени вопросы, связанные с политической моралью, в том числе животрепещущий вопрос о тираноубийстве, которому Макиавелли посвящает главу «Заговоры» (кн. III, гл. VI). Бытует мнение, что эта отдельная глава нашла широкое распространение в отрыве от основного труда. Действительно, во Флоренции эта проблема волновала многих. Все еще помнили о заговоре рода Пацци, да и самого Макиавелли подвергали пыткам по подозрению в участии в заговоре против Медичи; персоны, которым посвящены «Рассуждения», вскоре (в 1522 г.) вступят в сговор с целью убийства Джулиано Медичи. Но все эти убийцы принадлежали к образованным кругам, а во Флоренции считалось хорошим тоном находить оправдание самым жестоким поступкам, ссылаясь на непререкаемые авторитеты. Впрочем, в данном случае это было не так просто: «римскими» образцами, бесспорно, служили Брут и Кассий, но убийцы Цезаря не пользовались уважением в христианской традиции; так, гениальный флорентиец Данте поместил и того и другого в последний круг ада вместе с другим предателем – Иудой: