Array Лао-цзы - Восточная мудрость

Не помнят создателя те из людей,
В ком нету довольства судьбою своей.
Тому, кто в горячке наживы стократ
Все страны обегал, скажи, что богат
Лишь тот, кто доволен своею судьбой.
Помедли! Вертящийся камень травой
Покрыться не может. Излишек забот
О плоти, поверь мне, ее лишь убьет.
Разумные высших стремлений полны,
А плотвугодники духом бедны.
Кто только стремится поесть да поспать,
Становится дикому зверю подстать.
Блажен, кто в убежище скромном своем
Духовные блага сбирает тайком.
Воистину понял призванье людей,
Кто похоти пса укрощает скорей.
Того не удастся легко обмануть,
Кто к истине держит сознательно путь.
Кто тьму отличить от сиянья небес
Не может, поймет ли, где – ангел, где – бес?
Поэтому ты и в канаву попал,
Что этой канавы в пути не видал.

Коль жадности камень привязан к крылам,
Ах, сокол едва ли взлетит к облакам!
Но крылья, не знавшие алчности пут,
На небо седьмое его вознесут.
Порывы плотских вожделений поправ,
Ты ангельски чистым свой сделаешь нрав.
Как ангела сделать из дикого льва?
Как в небо взлететь из низин естества?
Сперва человека в себе воспитай,
Потом и об ангельских свойствах мечтай.
Сидишь ты на пылком строптивом коне,
Страшись, если им не владеешь вполне.
Он вырвет из рук у тебя повода,
Он сбросит, погубит тебя навсегда.
Умеренно ешь. На обжору, о друг,
Взгляни: человек пред тобой иль бурдюк?
Ведь тело не только питаться должно,
Должно и дышать и молиться оно.
Вместятся ль в мешок ненасытной алчбы,
Который от жира чуть дышит, мольбы?
Угодники плоти не знают, увы,
Что полный желудок есть враг головы.
Пусть лучше пустуют извивы кишок,
Ведь их никакой не насытит кусок,
Как адский огонь, что все время готов
К пожранию новых бесчисленных дров.
Скота ты питаешь в себе, а душа
От голода чахнет, чуть слышно дыша.
За корм для скота вожделений своих
Ты платишь ценой откровений святых.
Ты разве не знаешь, что жадность зверей
Их делает жертвой тенет и сетей?
Ведь даже и тигр горделивый, глядишь –
В капкан из-за пищи попался, как мышь.
Смотри, из-за жадности как бы ты сам
Мишенью не сделался вражьим стрелам!

Из кости слоновой привез гребешок
Мне некий хаджи – защити их пророк!
Однажды случилось узнать мне о том,
Что назвал меня он, разгневавшись, псом.
Я гребень швырнул: «Мне не надо костей!
Собакой меня называть ты не смей».
Пусть уксус я пью, но едящим халву
Прощать не намерен я злую молву.
Довольствуйся малым. Тогда пред тобой
И нищий, и царь будут равны судьбой.
К чему поклоняться князьям и царям?
Коль жадность отбросишь – владыка ты сам!
Коль ты себялюбец и пленник страстей,
Что ж, сделай богатого кыблой своей.
Но знай: потеряешь душевный покой
И будешь скитаться, как нищий, с сумой.
Судьбою довольные смело глядят,
Потуплен у алчных стяжателей взгляд.

В Хорезме проситель один, чуть заря,
Являлся с поклоном в палаты царя;
Отвешивал низкий поклон, а потом
Он ниц повергался во прах пред царем.
«О батюшка, – сын обратился к нему, –
Сомненья мои разреши. Почему
К царю, обратясь, ты молился сейчас?
Вель кыбла – учил ты – не царь, а Хеджаз».
Борись со страстями! Кто раб их оков,
Тот кыблу менять ежечасно готов.
Порою продать он решается честь
И перлам зерно ячменя предпочесть.
Ты жаждой томишься. Глянь: рядом вода,
Напейся, но честь не губи из-за льда.
Смирять научись побужденья страстей,
Иль будешь бродить у порогов дверей.
Стяжания длань научись сокращать,
К чему упованья на пышную знать?
Ах, жадность свою укротил ты когда б,
Не ставил бы подпись: «Смиренный ваш раб».
Ты жаден, и гонят повсюду тебя,
Но, жадность изгнав, будешь встречен любя.

Мудрец заболел лихорадкой. Совет
Ему кто-то дал: «Попроси, чтоб сосед
Дал сахару». Молвил на это больной:
«Нет, смерть мне приятней, чем лик его злой».
Ах, сласти мудрец не возьмет нипочем
У гордых и кислых, как уксус, лицом!
За прихотью всякой не следуй спеша:
Коль властвует тело, скудеет душа.
Страстям поклонение губит людей,
Разумный, спасайся, беги от страстей!
Коль будешь покорствовать им без борьбы,
Претерпишь немало обид от судьбы.
Коль топишь утробы старательно печь,
Не сможешь ты вытерпеть с голодом встреч.
Подтягивай в год изобилья живот, –
Голодный не страшен покажется год.
Обжора и чревом своим отягчен,
И вдвое страдает от голода он.
Презренье обжорам! С утробой пустой
Быть лучше, по мне, чем с пустою душой.
О, горе! Их участь тяжелая ждет:
«Как скот, заблудились, – нет, больше, чем скот».
Не стоит жалеть их. Бессмысленный бык
Дремать лишь да есть доотвалу привык.
Ах, если ты жирен и грузен, как вол,
Побои сноси от людей, как осел!