Array Лао-цзы - Восточная мудрость

Жила в Самарканде девица одна,
Не речи, а сахар роняла она.
Блеск солнца затмивши своей красотой,
Подвижников строгих смущала покой.
Как будто, создав ту девицу, творец
Явил наивысший красы образец.
Пойдет ли – следят все влюбленно за ней,
Пожертвовать рады душою своей.
Бродил постоянно за ней по пятам
Влюбленный один. Увидав его там,
Раз дева воскликнула гневно: «Конец
Надеждам своим положи, о глупец!
Ты мне на глаза попадаться не смей,
Не то распростишься ты с жизнью своей!»
Сказал ему некто: «Довольно, забудь!
Доступней предмет поищи где-нибудь.
Ты здесь ничего не добьешься, меж тем
От горя-тоски пропадешь ты совсем».
Услышал влюбленный безумец упрек,
И с тяжким стенаньем в ответ он изрек:
«О, пусть обнажит беспощадный кинжал,
О, пусть бы во прах я, сраженный, упал.
Прохожие скажут тогда надо мной:
Сражен он жестокой любимой рукой.
Умолкни, меня не брани, не порочь:
Не в силах уйти от любимой я прочь,
К отказу от страсти меня не зови,
Себя пожалей, коль не знаешь любви.
Оставь же меня. Я готов ко всему,
Я с радостью смерть от любимой приму.
Ночами бываю я жертвой огня,
Но утро опять возрождает меня.
Ах, если умру у нее на глазах,
То с ней повстречаюсь я в райских садах!»
Не бойся любви, к ней навстречу иди:
Сраженный любовью, воспрянул Са'ди.

Вскричал убиваемый жаждою: «Ах,
Блажен, кто теперь утопает в волнах!»
Сказали ему: «Одинаков конец –
От жажды ль придет, от воды ль, о глупец!»
Ответил: «О нет! Погибая средь вод,
Уста омочить я успел бы вперед.
Кто жаждет, тот бросится в воду, забыв
О том, что назад не вернется он жив».
За милого, любящий, крепко держись,
Коль смерти захочет твоей, согласись.
Чтоб райского стал ты достоин житья,
Пройди через ад отреченья от «я».
Бывает трудом хлебороб угнетен,
Но, жатву собравши, покоится он.
На пиршестве страсти блажен только тот,
Кто в руки заветную чашу возьмет.

Вот что повествуют путей знатоки,
Бродяги-провидцы, цари-бедняки:
Однажды в мечеть попрошайка-старик,
Прося подаяния, утром проник.
«Послушай, ведь здесь не жилище людей, –
Сказали ему, – здесь канючить не смей!»
Спросил попрошайка: «Так чей же сей дом?
Ужель бессердечны живущие в нем?»
«Умолкни, – сказали ему, – не греши
В дому господина вселенской души».
Взглянул на михраб, на лампады старик
И издал при виде их горестный крик:
«Как горько отсюда пускаться мне в даль,
От этих дверей удаляться как жаль!
Нигде не встречал я отказа мольбам,
Ужель мне откажут входящие в храм?
Нет! Здесь протяну я просительно длань
И верю: никто мне не скажет – «отстань!»
Остался и, длань простирая вперед,
Как нищий, в мечети он жил целый год.
Но вечером как-то бедняга постиг,
Что смертный к нему приближается миг.
Его осветили свечой в ранний час –
Как утром светильник, старинушка гас.
Шептал он (прислушайтесь к этим словам):
«Толцытесь, и двери отверзятся вам».

Коль истин взыскуешь, исполнися сил;
Ах, разве бывает алхимик уныл?
Ведь злата потерю готов он стерпеть
В надежде, что золотом сделает медь.
Все можно на злато купить, но ценней
Нет вещи, чем близость к любимой своей.
Но если любимая мучит тебя –
Ищи, и другая утешит, любя.
Напрасными муками сердце не мучь –
Огонь сей погасит живительный ключ.
Но если нет равной по прелести ей,
Терпи и довольствуйся долей своей.
Тогда лишь с мучителем сердца порви,
Коль можешь утешиться ты без любви.

Очей некий старец всю ночь не смыкал
И утром молитвенно к богу взывал.
Но голос таинственный молвил в ответ:
«Бесплодны моленья твои, о аскет!
Господь не услышал твой стон и мольбу,
Ступай и оплакивай злую судьбу».
И снова всю ночь промолился старик;
Догадливый молвил ему ученик:
«К чему же напрасно стараться теперь?
Сия пред тобой не отверзется дверь».
Кровавые слезы струя по лицу,
С отчаяньем старец ответил юнцу:
«О юноша! Здесь бы я зря не стоял,
Когда бы другую дорогу я знал.
Коль другу уехать желанье пришло,
Я сзади рукой ухвачусь за седло.
Тогда лишь от двери уйду я, поверь,
Коль будет другая доступная дверь.
Я знаю: на эту наложен запрет –
Что ж делать? Иного ведь доступа нет».
Так молвив, на всякую жертву готов,
Поник он. Но с неба послышался зов:
«Хоть ты недостойно, неправедно жил,
Приди! Постоянством стал богу ты мил».