Джек Майер - Храброе сердце Ирены Сендлер

Ирена свернула на Желязную и увидела, как по ней почти бегом гонят евреев колонной по четыре к платформам товарного двора железной дороги, к умшлагплатц.

Колонну сопровождал конвой из еврейских полицаев, то и дело подгонявших отстающих кнутами и дубинками.

А в Centos царил абсолютный хаос. Ирену хватали за одежду и за руки, умоляя дать еды, денег, выписать Ausweis, приютить на время депортации… Ирена уже была готова уйти, как вдруг увидела Еву на лестнице. Та пыталась пробиться через толпу с двумя тяжелыми свертками в руках.

Они с трудом пробились друг к другу.

– Слава богу, ты нашлась! Твои связные должны быть готовы доставить детей к точкам перехода. Я сейчас пытаюсь выяснить, какие кварталы будут депортироваться первыми, чтобы заранее вывести оттуда детей…

Только закончив давать указания, взволнованная Ирена заметила, что на Еве нет лица.

– Тебе плохо, ты нездорова? – спросила она.

– Я только что вернулась с умшлагплатц, – сказала Ева, пристально смотря поверх плеча Ирены. – Их загоняли в теплушки… по сто с лишним человек в вагон. Плакали дети. Я видела, как кто-то попытался отказаться, и его застрелил украинец. – Ева закрыла глаза и помассировала пальцами виски. – Я смотрела с улицы Ставки. На площадке у платформ еще осталось не меньше тысячи человек. А в поезде было всего девять вагонов. Наши же еврейские полицаи хватают людей прямо на улицах и отправляют на умшлагплатц.

– Ева. Сейчас каждая секунда на счету. Оповести своих курьеров. Я позвоню тебе в Centos или забегу сама. Сегодня из кабинета никуда не уходи!

Глаза Евы наполнились слезами. Ирена взяла ее за руки.

– Дорогая моя! Сейчас не время оплакивать обреченных или бояться. Пожалуйста, Ева, сделай, как я сказала. Время – золото.

Ирена сунула ей в руки конверт с деньгами.

– Попозже я тебе позвоню… либо в Centos, либо домой. Но осторожнее: телефон могут прослушивать, особенно в Centos.

Ирена почти летела через гетто, а в голове ее так же стремительно мелькали мысли, планы, идеи и страхи. Она не чувствовала усталости, хотя провела на ногах уже больше семи часов, а была еще только середина дня. Пошли слухи, что последний на сегодня поезд уже ушел и что теперь можно было не бояться выйти на улицу и заниматься обычными делами… Улица Лешно снова заполнилась людьми.

В самое жаркое время дня Ирена нашла Шмуэля у ворот на Лешно. Он стоял немного в стороне от новоприбывших украинских и литовских солдат. Очереди на вход в гетто не было. У Шмуэля был такой вид, будто он перегрелся на солнце. Он узнал Ирену и пошел ей навстречу. Самоуверенности в его походке сильно поубавилось.

– Сколько? – спросила Ирена.

– Сегодня? Я слышал, шесть тысяч. – Он опустил глаза от чувства вины и стыда. – Самое страшное было, что мне пришлось конвоировать их на умшлагплатц.

– Шесть тысяч!.. Шмуэль! Мне надо знать, в каких кварталах будет проводиться следующая Aktion .

– Это знают только немцы. Я что, похож на немца? – съехидничал он.

– Тогда и не веди себя как немец.

Он недовольно оскалился:

– Пани Сендлер… не надо ко мне цепляться. Я могу сказать всего одно слово, и вы загремите в Павяк, а то и хуже.

Ирена глубоко вздохнула и заговорила помягче:

– Шмуэль, пожалуйста, я же только хочу помочь детям. Меня просто поразила цифра… 6000 за один день! Как такое может быть?

Ирена дала ему сотню злотых, и он быстро спрятал деньги в карман.

– Я не сомневаюсь, что Еве будет приятно услышать, как ты мне помог. Какие кварталы? В какое время?

Пауза показалась Ирене бесконечной, но потом он стрельнул глазами по сторонам…

– Облавы будут проводиться каждый день по утрам. Поезда будут уходить с умшлагплатц с утра до середины дня. До следующего утра никого трогать не будут. Те, кто не поместится в поезда, остаются на ночь на умшлагплатц и отправляются первым утренним поездом.

– Куда идут поезда?

– Не знаю.

Ирена придвинулась вплотную к Шмуэлю:

– Сейчас не время врать.

– В Треблинку, – сказал он и уставился на свои пыльные ботинки. – Не думай, что я такой плохой, Ирена. Все мы, в еврейской полиции, в безвыходной ситуации… в ужасном положении.

Мы не только должны помогать немцам депортировать людей, но каждому из нас еще и назначили персональную квоту… каждый день доставлять по пять евреев на умшлагплатц, или нас тоже депортируют.

Неужели им недостаточно просто убивать, подумала Ирена. Откуда это страстное желание усугублять свое варварство, заставляя евреев вставать против евреев? Но Ирена не могла позволить себе жалеть Шмуэля, только потому, что понимала, в каком «ужасном и безвыходном положении» он оказался. В эти дни все были в «ужасном безвыходном положении». А завтра? – упорно спрашивала она.