Девушки были родом из Рачи в западной Грузии; это место славилось кроткими и любвеобильными красавицами. Сашико недавно вышла замуж за Михаила Монаселидзе, большевика, которого Сталин знал с семинарии, но две другие сестры были не замужем. Самой младшей была Като, изящная темноволосая девушка “восхитительной красоты”. Ателье, где работали молодые швеи, было настоящим средоточием женственности.
Монаселидзе вспоминает, что однажды Сванидзе отвел его в сторону и “сообщил, что желает привести к нам на ночевку товарища Сосо Джугашвили, он просил ничего не говорить пока об этом его сестрам. Я был согласен”.
По воспоминаниям жены Монаселидзе, Сашико, в 1905 году Алеша пригласил к ним жить друга, которого все считали лидером фракции большевиков. Он был бедно одет, худ, с желтоватым лицом, слегка рябой и ростом ниже среднего; его звали Сосо Джугашвили.
Дом был вне подозрений полиции, вспоминал Монаселидзе. Пока его товарищи в одной комнате вели нелегальную деятельность, его жена за стеной подгоняла платья генеральским женам. В приемной обычно сидели графы, генералы, офицеры полиции – идеальный дом и штаб-квартира для главы подполья. Сталин действительно часто проводил встречи с бандитами и террористами у мадам Эрвье. Свои тайные бумаги он прятал внутри манекенов.
“Сосо сидел и целыми днями писал статьи для “Брдзолы” и газеты “Ахали цховреба” [“Новая жизнь”], которую редактировал Монаселидзе”, – вспоминает Сашико. – По вечерам, закончив работу, он уходил и возвращался только в два или три часа ночи”. Штаб-квартира Сталина находилась в Михайловской больнице на берегу Куры; в подвале стоял типографский станок. В это опасное время Сталин, по словам Давришеви, “всегда был готов выхватить револьвер”. Но у него оставалось время и для флирта, и для жестоких розыгрышей.
Однажды в доме гостил большевик Пимен Двали, двоюродный брат Сванидзе. Он проспал целый день.
– Ну что ты будешь с ним делать! – проворчал Сосо и стал трясти гостя. Двали проснулся. – Тебя что-то тревожит? – с издевкой спросил Сталин.
– Нет, Сосо, нет, дорогой, – ответил соня и вновь задремал. Сталин “подошел к нему, свернул несколько полосок сигаретной бумаги, засунул их Пимену между пальцами ног и поджег. Пимен обжег пальцы, и он вскочил. Мы все смеялись!” [84]
Как рассказывает Сашико, Сталин сидел и читал сестрам и швеям социалистические статьи и романы или “рассказывал анекдоты, дурачился и вновь подшучивал над сонным Пименом”. Однажды, когда из Кутаиса приехали родители девушек, “Сталин спел романтичную песню – с таким сильным чувством, что все были околдованы, пусть даже и было видно, что он был человеком грубым, преданным только революции”, рассказывает одна из двоюродных сестер Като. Сталин не был бы Сталиным, если бы не устраивал и здесь политических игр. Однажды швеи внезапно попросили прибавки к жалованью. “Моя жена и Като были поражены, – вспоминает Монаселидзе, – ведь женщины и так работали в хороших условиях. Но затем все стало ясно: их подговорил Сосо. Нас это очень потешило, и Сосо тоже…”
Като, самая младшая и красивая из сестер, была очарована больше других 2 .
Далеко от тифлисской швейной мастерской, в царском дворце, великий князь Николай Николаевич объявил императору, что скорее застрелится, чем станет военным диктатором. У Николая II не оставалось вариантов. 17 октября он скрепя сердце согласился даровать народу России первую конституцию, избираемый парламент – Думу – и свободу печати. Николай вскоре пожалел о своей щедрости: его манифест послужил толчком к серьезнейшим беспорядкам и всплеску насилия по всей империи.
На следующий день на Каспии рванула пропитанная керосином пороховая бочка – Баку. Рванула в прямом и переносном смысле. Армяне под предводительством хорошо вооруженных дашнаков решили отомстить за февральские погромы и устремились за город, где вырезали азербайджанцев целыми деревнями. Вскоре загорелись нефтяные скважины. В России началась череда диких погромов, в которой погибло 3000 евреев – страшнее всего было в Одессе.
Сталин работал на тифлисских бульварах. “На улицах собирались толпы демонстрантов. Они размахивали флагами революции и свободной Грузии. Перед зданием Оперы собралась огромная толпа – под светящимся изумрудно-зеленым небом люди пели песни свободы”, – вспоминает Иосиф Иремашвили. “Возбуждение было так велико, что одна богато одетая дама сняла с себя красную юбку, и получился импровизированный красный флаг”, – рассказывает другой участник событий. Иремашвили заметил своего знакомца Сталина. “Я увидел, что он забрался на крышу конки и жестикулировал, обращаясь к толпе”. Но Сталин был не столь восторжен – он испытывал недоверие к царским уступкам. Стоит шатнуть прогнивший трон чуть сильнее, и он наверняка рухнет окончательно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу