Саймон Монтефиоре - Молодой Сталин

Вероятнее всего, на самом деле Чавчавадзе не называл так Сталина: Монтефиоре ссылается на статью Льва Котюкова “Забытый поэт Иосиф Сталин” (Завтра. 1994. № 41 (46), где говорится: “Живой классик грузинской литературы Илья Чавчавадзе выделил Иосифа Джугашвили из сонма юношей “со взором горящим”. Таким образом, Котюков цитирует знаменитое стихотворение Валерия Брюсова “Юному поэту” (“Юноша бледный со взором горящим…”), написанное в 1896 году, то есть на год позже публикации сталинских стихотворений в “Иверии”. – Прим. перев.

Сталин был знатоком грузинской поэзии. Он любил Эристави; Чавчавадзе был для него “большим писателем”, который “сыграл большую роль в грузинском освободительном движении”; об Акакии Церетели он говорил: “Лирика Акакия… красива, душевна и музыкальна. Не напрасно наше поколение называло его грузинским соловьем… Мое поколение с удовольствием изучало стихи Акакия Церетели”. Но Сталин оценивал этих поэтов и с политической точки зрения: он говорил, что Церетели писал “прекрасные стихи, но идеологически незрелые и провинциальные”. Сталин был не единственным поэтом, подавшимся в большевики: в то же самое время в одесской школе молодой Лев Бронштейн, будущий Троцкий, тоже писал стихи. Троцкий далеко превзошел Сталина как писатель, но не как поэт. Если бы кто-нибудь из коллег Сталина посвятил стихотворение князю, это использовалось бы против него в годы Террора. В 1949 году, к официальному семидесятилетнему юбилею Сталина, Берия тайно заказал лучшим переводчикам поэзии, в том числе Борису Пастернаку и Арсению Тарковскому, перевести стихотворения Сталина на русский язык. Им не сообщалось, кто автор, но один из поэтов решил, что стихи “тянут на Сталинскую премию 1-й степени”; возможно, переводчики угадали имя молодого стихотворца. В разгар работы они получили строгий приказ прекратить перевод – несомненно, он исходил от самого Сталина.

“Беглый осмотр города, особенно если с вами дамы, лучше всего делать в экипаже, – рекомендует Бедекер. – Общественная безопасность здесь обеспечивается не лучшим образом; не стоит путешествовать в одиночку или показывать крупные суммы денег (о разрешении на ношение револьвера см. выше). Рекомендуем внимательно следить за своими вещами, поскольку местные жители не считают зазорным присваивать то, что плохо лежит”. Бедекер прибавляет, что даже рекомендательные письма от наместника или к местным князьям не слишком полезны “в неприятных ситуациях, которые могут возникнуть: успешно разрешить их можно лишь с помощью твердого и рассудительного поведения” – и, возможно, упомянутого револьвера.

Гюго так писал о Симурдене: “Никто ни разу не видел, чтобы глаза его увлажнили слезы. Вершина добродетели, недоступная и леденящая. Он был справедлив и страшен в своей справедливости. Для священника в революции нет середины… он или гнусен, или велик. Симурден был велик, но это величие замкнулось в себе”, “Симурден был совестью… ничем не запятнанной, но суровой” (пер. Н. Жарковой).

Вероятно, имеется в виду книга Б. Н. Кричевского (1894). – Прим. перев.

Молодые марксисты вручную переписывали Маркса и распространяли копии. Когда горийский друг Сталина Котэ Хаханашвили пришел домой с томами Маркса, Сталин одолжил их у него, но возвращать отказался: “Зачем они тебе? Они уже прошли через много рук, люди по ним учатся”. Таким же образом он присвоил учебник по немецкому. Но по-английски и по-немецки он так никогда и не заговорил как следует: даже в начале 1930-х он просил свою жену Надежду прислать ему учебник английского, чтобы он мог заниматься по нему в отпуске.

Большинство историков сходятся на том, что Сталин почти не общался с Бесо после 1890 года, но несколько архивных источников и воспоминания Кандида Чарквиани доказывают, что и после этого времени он встречался со своим отцом-алкоголиком.

В сентябре 1931 года старый учитель истории оказался в застенках Метехской крепости. Оттуда он сумел передать послание своему ученику, ставшему советским диктатором. Сталин написал своему наместнику на Кавказе Берии: “В метехском изоляторе сидит Николай Дмитриевич Махатадзе, преподаватель 73 лет. Знаю его по семинарии и думаю, что не может быть опасным для соввласти. Прошу освободить старика и сообщить результаты”.