Саймон Монтефиоре - Молодой Сталин

Бесо понял, что “не может перестать пить. Хороший семьянин просто пропал”, пишет Кеке. Пьянство стало угрожать его работе: “У него стали трястись руки, и он уже не мог шить сапоги. Только подмастерья удерживали мастерскую на плаву”.

Смерть Поки ничему не научила Бесо, и он завел нового закадычного друга-собутыльника – священника Чарквиани. В провинциальной Грузии священники фактически были властью, но эти служители Бога не чуждались мирских радостей. Окончив службу, святые отцы отправлялись в горийские кабаки, где напивались вином до бесчувствия. После вечерней службы Чарквиани заходил за Бесо, и друзья шли в духан, вспоминал Сталин в старости. [15]Возвращались они совершенно пьяные, держась друг за друга, обнимаясь и нескладно распевая песни.

– Ты отличный парень, Бесо, хоть и сапожник! – затягивал священник.

– А ты священник, но какой священник! Я тебя люблю! – хрипел Бесо. Пьяницы обнимались. Кеке умоляла отца Чарквиани не водить Бесо в кабак. Вместе со своей матерью она просила Бесо остановиться. Просил и Эгнаташвили, но это не помогало – быть может, из-за слухов, которые уже ползли по городу 9 .

Возможно, это были те самые злые языки, о которых говорила Кеке, когда вспоминала свою свадьбу: Иосиф Давришеви, сын полицейского из Гори, в своих мемуарах утверждает, что “о том, кто отец ребенка, судачили в округе: говорили, что настоящим отцом был Коба Эгнаташвили… или мой отец Дамиан Давришеви”. Тем хуже было для Бесо, которого Давришеви называет “невероятно ревнивым коротышкой”. Он уже становился алкоголиком 10 .

В 1883 году Бесо стал “раздражителен и нерадив”. Он ввязывался в пьяные драки и заслужил прозвище Безумный Бесо.

Поиски “настоящего отца” обычно начинаются, когда сын становится могущественным и знаменитым. После того как Сталин стал советским диктатором, в отцы ему записывали прославленного исследователя Центральной Азии Николая Пржевальского, который был похож на взрослого Сталина и однажды проезжал через Гори, и даже будущего самодержца Александра III, который посещал Тифлис и якобы жил там во дворце, где Кеке служила горничной. Но Пржевальский был гомосексуалистом и его не было в Грузии, когда был зачат Сталин, а Кеке не было в Тифлисе, когда там останавливался царевич.

Кто же был настоящим отцом Сталина, если не принимать во внимание абсурдные версии? Действительно, Эгнаташвили покровительствовал семье, утешал жену и помогал сыну. Он был женат, имел детей, жил на широкую ногу, владел несколькими прибыльными кабаками и был процветающим виноделом в стране, которая просто купалась в вине. К тому же этот рослый атлет с напомаженными усами был борцом-чемпионом – в городе, где борцов носили на руках. Как мы уже заметили, Кеке сама написала: Эгнаташвили “всегда старался помогать нам в создании нашей семьи”. Фраза неудачная, но, возможно, знаменательная. Вряд ли слова Кеке следует воспринимать буквально – или же она хотела что-то нам сообщить?

Другой кандидат в отцы – полицейский Давришеви, который помогал Кеке, когда та жаловалась на пьянство мужа. “Насколько мне известно, Сосо был родным сыном Давришеви, – свидетельствовал друг Давришеви – городской голова Журули. – Все в Гори знали о его связи с красивой матерью Сосо”.

Сам Сталин однажды обмолвился, что его отцом на самом деле был священник; таким образом, мы получаем третьего кандидата – отца Чарквиани. Все трое – Эгнаташвили, Давришеви и Чарквиани – были женаты, но в маскулинной грузинской культуре наличие любовниц было вполне естественным (как и у братьев-итальянцев). Священники в Гори славились распутством. Все трое были видными мужчинами и с удовольствием помогали в беде красивой соседке 11 .

Образ благочестивой старухи в черном монашеском платке (какой Кеке стала в 1930-е) трудно связать с образом веселой молодой женщины (такой она была в 1880-х). Ее набожность не подвергается сомнению, но религиозное послушание никогда не исключало плотского греха. Кеке явно гордилась тем, что была “желанной и красивой девушкой”, и есть свидетельства, что она была куда искушеннее в любви, чем казалась. Уже в пожилом возрасте она будто бы советовала Нине Берии, жене сталинского наместника на Кавказе Лаврентия, заводить любовников и пускалась в весьма откровенные разговоры о сексе: “Я в молодости вела хозяйство в одном доме и, познакомившись с красивым парнем, не упустила своего”. Берии – недоброжелательные свидетели, но намеки на любовь к шалостям есть и в мемуарах самой Кеке. Она вспоминает, как однажды в саду ее мать сумела приманить Сосо цветком – тогда Кеке мигом вынула груди и показала их малышу, который забыл о цветке и побежал к матери. Но оказалось, что пьяный русский ссыльный Пока следит за ними – он не смог сдержать смеха, и Кеке тут же “застегнула платье” 12 .