Марк Твен - Автобиография

– Я ничего не знаю об этом человеке. По крайней мере знаю две вещи: первое – он не сидел в тюрьме, а второе (после паузы и почти печально) – не знаю почему.

Это оправдывало себя некоторое время, затем газеты опубликовали и этот вариант, лишив шутку всей ее прелести, тогда я совсем перестал делать вступления.

То и дело у нас с Килером случалось какое-нибудь легкое маленькое приключение, но ни одного такого, которое не забывалось бы без особых усилий. Как-то раз мы прибыли в один город поздно и не обнаружили встречающих нас членов оргкомитета и поджидающих саней. Мы двинулись по улице в ярком свете луны, увидели текущий по ней поток людей, рассудили, что он направляется в лекторий – верная догадка! – и присоединились к нему. У лектория я попытался протиснуться внутрь, но был остановлен билетером:

– Билет, пожалуйста.

Я поклонился и прошептал:

– Все в порядке – я лектор.

Он выразительно прикрыл один глаз и сказал, достаточно громко, чтобы вся толпа услышала:

– Нет уж. Вас уже трое вошло внутрь, но следующий лектор, который войдет сюда, заплатит.

Конечно же, мы заплатили – это был наименее конфузный способ выбраться из затруднения. На следующее утро с Килером случилось приключение. Около одиннадцати часов я сидел в своем номере, читая газету, когда он ворвался в комнату, весь дрожа от возбуждения, и сказал:

– Идемте со мной… быстро!

– В чем дело? Что случилось?

– Некогда рассказывать – идемте со мной.

Мы энергично протопали по Мейн-стрит три или четыре квартала, никто из нас не произносил ни слова, оба были взволнованны. Я испытывал нечто вроде паники дурного предчувствия и одновременно тошнотворное любопытство. Затем мы нырнули в какое-то здание и прошли насквозь, в дальний его конец. Килер остановился, выставил руку и сказал:

– Смотрите.

Я посмотрел, но не увидел ничего, кроме ряда книг.

– В чем дело, Килер?

Он ответил с чем-то вроде радостного экстаза:

– Смотрите, смотрите – направо, дальше, дальше направо. Вон, видите? «Гловерсон и его безмолвные партнеры»!

И в самом деле, книга там стояла.

– Это библиотека! Понимаете? Публичная библиотека. И она тут есть!

Его глаза, лицо, поза, жесты – все его существо выражало восторг, гордость и счастье. У меня даже мысли не было рассмеяться, подобная высочайшая радость побуждает человека к иному: видя столь абсолютное счастье, я был тронут почти до слез.

Он знал об этой книге все, потому что перед этим расспрашивал библиотекаря. Книжка простояла в библиотеке два года, и записи свидетельствовали, что ее брали только три раза.

– И читали! – воскликнул Килер. – Смотрите: все листы разрезаны!

Более того, он узнал, что книга была куплена, а не подарена, – об этом свидетельствовала запись. Я думаю, «Гловерсон» был опубликован в Сан-Франциско. Другие экземпляры тоже, без сомнения, были проданы, но продажа этого экземпляра была единственной, в которой Килер был уверен. Кажется невероятным, что продажа одного экземпляра какой-то книги могла дать автору столь безмерное удовлетворение и умиротворенность, но я там был и это видел.

Потом Килер уехал в Огайо и отыскал там на ферме одного из братьев Оссаватоми Брауна [186]и записал его повествование о приключениях при побеге из Виргинии после трагедии 1859 года – бесспорно, самый замечательный образчик репортажа, когда-либо сделанный человеком, не владеющим стенографией. Репортаж был опубликован в «Атлантик мансли», и я трижды пытался его прочесть, но всякий раз устрашался, не дойдя до конца. Повествование было столь ярким и реалистичным, я как будто сам переживал эти приключения и делил их невыносимые беды и опасности, и мука от всего этого была столь острой, что я так и не смог дочитать историю до конца.

Вскоре «Трибюн» откомандировала Килера на Кубу, написать репортаж о фактах какого-то грубого бесчинства или надругательства, которое испанские власти творили над нами по своей давнишней привычке и обыкновению. Он отплыл на пароходе из Нью-Йорка, и в последний раз его видели живым в ночь перед тем, как судно достигло Гаваны. Говорили, что он не делал секрета из своей миссии, а, напротив, широко о ней распространялся в своей откровенной и наивной манере. На борту были какие-то испанские военные. Возможно, его и не сбросили в море, однако бытовало общее мнение, что именно так и случилось.

В 1900 году в Лондоне Клеменс написал рукопись «Отрывки из автобиографии. Из главы IX» (ныне находится в «Архиве Марка Твена»). Позже, вероятно, в 1902 году, он попросил свою дочь Джин перепечатать ее и затем внес небольшие поправки. К началу августа 1906 года, когда Джорджа Харви уговорили прочитать автобиографию в машинописном виде и тот немедленно предложил выдержки из нее к публикации в «Норт американ ревью», Клеменс уже решил не включать эти длинные воспоминания детства в свой замысел автобиографии. Харви прочел сделанный Джин машинописный экземпляр и отобрал для «Ревью» первую часть, а Джозефина Хобби перепечатала ее, чтобы сделать оригинал для набора ко второму в серии выпуску от 21 сентября 1906 года, в него Клеменс потом снова внес правку. Впоследствии Клеменс решил опубликовать вторую часть также в «Ревью», произведя дальнейшие изменения в тексте, перед тем как он появился в выпуске от 3 мая 1907 года. Несмотря на несколько слоев правок и включение почти всей рукописи в серийную публикацию, текст так и не был объединен с окончательной формой автобиографии. Пейн ошибочно датировал рукопись 1898 годом и опубликовал под названием «Медведь – Селедка – Джим Вульф и кошки», предварительно отцензурировав по своему обыкновению (МТА, 1:125–143). К примеру, данное Клеменсом определение своего товарища как «маленький чернокожий мальчик-раб» превратилось просто в «маленького чернокожего мальчика», а его цветистое «Их едят прямо с кишками!» превратилось в «Их едят вместе с внутренностями!» – ни того ни другого смягчения Клеменс для «Ревью» не делал. Хотя Найдер имел доступ к оригинальной рукописи, он вместо этого воспроизвел текст Пейна, внеся кусок из автобиографической диктовки от 13 февраля 1906 года (АМТ, 37–43, 44–47).