Доната Митайте - Томас Венцлова

Едва приехав в США, он продолжил и начатое на родине дело – защиту прав человека в СССР. 24 февраля 1977 года он уже свидетельствовал в комиссии Конгресса США о положении в области прав человека в Литве, подчеркивая не национальный или религиозный, а общедемократический аспект. Как представитель литовской Хельсинкской группы общался и с деятелями литовской эмиграции (например, в 1978 году на сейме ВЛИКа в Чикаго анализировал положение прав человека в Литве), и с другими советскими диссидентами. Людмила Алексеева, представительница московской Хельсинкской группы, эмигрировавшая из Москвы в феврале 1977-го, говоря о деятельности Венцловы, подчеркивает его широкие связи, ставшие особенно важными в 1980 году, когда в Польше возникло движение «Солидарность». Томас Венцлова от своих друзей-поляков получал информацию, документы, статьи, которые пересказывал или передавал Алексеевой [272]. Так формировались и крепли международные связи демократического движения. Представители Хельсинкских групп за границей старались, чтобы поступающие из Литвы и других мест Советского Союза сведения о нарушениях прав человека попали в американскую печать, а документы Хельсинкских групп были переведены на английский и прочитаны Хельсинкской комиссией Конгресса США.

Вскоре в Советском Союзе начались аресты членов Хельсинкских групп – Гинзбурга, Орлова, Анатолия Щаранского, а летом 1978 года посадили и одного из основателей литовской группы – Пяткуса. Представители групп за границей добивались огласки этих дел в американской печати. О судьбе арестованных членов литовской Хельсинкской группы Пяткуса и Гаяускаса Венцлова говорил на так называемых Сахаровских слушаниях действовавшего в Риме отдела Сахаровского комитета. Во время суда над Пяткусом Томас был во Франции, читал газеты, освещавшие этот процесс, слышал рассказы о «крупнейшей с венгерских событий 1956 года парижской демонстрации против суда в Совдепии. В списке подсудимых и Пяткус». [273]

Именно эти впечатления отразились в стихах «Пустой Париж…» [274]. Эпиграфом к ним были стихи Пастернака: «Как поздно отпираются кафе, / И как свежа печать сырой газеты!» Томас Венцлова говорит о Париже, немного напоминающем Вильнюс: «К примеру, для тебя совсем не тайна, / Что за углом ветшает Place des Vosges, / Крылатый гений во дворе, балконы, / Подпертые расшатанные своды, / Как за Вилией». Он вспоминает о том, другом, покинутом им, угрожающем мире, удаляющемся мире, на который ты больше не влияешь: «Бараки на болотах, воронки, / Солончаки, колючка, скрип сапог – / Петитом станут на листе газетном, / На миг в сознанье вспыхнут и угаснут, / Намного нереальней, чем ты сам, / Хотя и ты не чересчур реален». Символична концовка стихотворения:

Венцлова сам себя называет посткатастрофистом, он чувствует, что «живем мы уже после конца светопреставления, но это, кстати, не освобождает нас от ответственности» [275]. Самым адекватным ответом на эту безысходную ситуацию он считает стоицизм Камю, не утешающего себя несбыточными надеждами, но противящегося злу.

Существовали разные способы обратить внимание на судьбу стран, оказавшихся в Советском Союзе. Например, летом 1985 года в диаспоре прибалтийских стран родилась идея доплыть от Стокгольма до Хельсинки, пройдя Балтийским морем мимо берегов порабощенных стран и по мере возможности подойти к Клайпеде, Лиепае, острову Сааремаа, Таллину. Кроме радиокорреспондентов и журналистов, на зафрахтованном туристическом корабле Baltic Star плыло около ста литовцев (среди них Венцлова со Штромасом), латышей и эстонцев, люди других национальностей, например один из известнейших русских диссидентов Владимир Буковский, не раз и подолгу сидевший в тюрьме, которого в 1976 году обменяли на сидевшего в чилийской тюрьме секретаря Коммунистической партии Луиса Корвалана (таким образом, Буковский оказался в Англии). Пассажиры Baltic Star не чувствовали себя в безопасности, тем более что недавно Советский Союз сбил случайно нарушивший его воздушное пространство корейский пассажирский самолет. «Время от времени мы выходили на палубу. Над нами на сравнительно малой высоте пролетали самолеты, в окрестных водах сновали всевозможные катера. Указывая на них друг другу, мы шутили: вот этот наверняка торпедный!» – вспоминал Томас [276]. Путешествие завершилось демонстрацией в Хельсинки и большим митингом солидарности в Стокгольме. Кроме всего прочего, оно выразило единство литовцев, латышей и эстонцев в стремлении к свободе, хотя на вопрос Буковского, есть ли хотя бы одна песня, которую все три народа могли бы спеть вместе, Томасу пришлось ответить: «Разве что гимн СССР». Такая песня появилась лишь во времена Возрождения.