Саймон Монтефиоре - Красный монарх - Сталин и война

Сталин вызвал его к себе и поинтересовался:

– Как твоя мать?

Он хорошо относился к Нине Берия, которая была одной из его любимиц. Закончив с вежливостями, вождь поручил Серго Берии «малоприятное и очень деликатное» дело. Юноша должен был каждое утро в восемь часов приходить к нему с докладом. Вождя интересовало все. Даже тон, которым разговаривал Рузвельт.

Встречу с Франклином Рузвельтом Верховный главнокомандующий репетировал с Молотовым и Берией. План был разработан до мельчайших деталей. Все, по мнению Сталина, имело значение. В том числе и то, где кто будет сидеть. Точно так же генсек готовился и ко встречам с Уинстоном Черчиллем.

То воскресенье в Тегеране выдалось не по-осеннему теплым и приятным. На голубом небе светило ласковое, нежаркое солнце. Примерно в три часа дня Сталин, одетый в маршальский мундир горчичного цвета с золотой звездой ордена Ленина на груди, вышел из своего дома и направился в резиденцию Рузвельта. Его сопровождали Власик и переводчик Павлов. В десяти метрах впереди и позади вождя шагали телохранители-грузины. Сталин шел неторопливо и немного неуклюже. Молодой американский офицер, стоявший у входа, отдал честь советскому руководителю и проводил его в гостиную, где уже ждал Рузвельт со своим переводчиком.

– Здравствуйте, маршал Сталин! – тепло поздоровался Франклин Рузвельт.

Лидеры обменялись рукопожатием. Трудно было представить двух более непохожих людей. Сталин с бочкообразной фигурой, короткими ногами и смуглым лицом со следами оспы – и Рузвельт в кресле-каталке, аристократ-американец в отлично сшитом синем костюме.

Сталин заговорил о том, что Советский Союз крайне нуждается во Втором фронте. Затем сошлись во мнении, что Британская империя уже не та, что раньше. Индия созрела для революции снизу так же, как в свое время Россия, подчеркнул Рузвельт. Судя по всему, он был неплохо проинформирован в отношении не только индийских дел, но и новейшей русской истории. Иосиф Виссарионович тоже блеснул энциклопедическими знаниями. Он заявил, что вопрос с индийскими кастами очень сложен и запутан. Этот короткий экскурс в историю заронил семена удивительного партнерства между калекой-брахманом из Новой Англии и грузинским большевиком. Оба славились легендарным обаянием, которое они включали на полную мощность, когда это требовалось для дела. Расположение Сталина к Франклину Рузвельту было таким же искренним, как дипломатическая дружба с империалистами. После непродолжительной беседы генсек ушел, чтобы дать Рузвельту отдохнуть после переезда.

В четыре часа дня Большая тройка собралась на первое заседание. Участники встречи расселись в большом зале советского посольства, украшенном в тяжелом имперском стиле. В центре стоял специально сделанный по заказу Зарубиной круглый стол. Кресла были обтянуты полосатым шелком. Сталин расположился рядом с Молотовым и Павловым. Ворошилов обычно занимал место у него за спиной, во втором ряду. Сталин и Черчилль условились, что заседание будет вести Рузвельт.

– Как самый молодой! – пошутил американский президент.

– В наших руках сейчас находится судьба человечества, – торжественно провозгласил Уинстон Черчилль.

– История нас избаловала, – дополнил краткое выступление британского премьера Иосиф Виссарионович Сталин. – Она дала нам очень большую власть и огромные возможности. Давайте начнем работать.

Речь зашла об операции «Оверлорд», целью которой было вторжение союзников во Францию. Сталин сказал, что не ожидал обсуждения военных дел и поэтому не захватил с собой военных.

– Со мной только маршал Ворошилов! – грубо сказал он. – Надеюсь, он сгодится.

Тем не менее вождь полностью игнорировал присутствие Климента Ефремовича и решал все военные вопросы сам. Молодой британский переводчик, Хью Ланги, был шокирован тем, как Сталин обращался с Ворошиловым. «Как с собакой», – считал он.

Вождь настаивал на более ранней дате переправы через Ла-Манш. Затем неторопливо наполнил трубку. Черчилля доводы русского лидера, похоже, не убедили. Он заявил, что сначала лучше провести операцию в Средиземном море, поскольку можно использовать уже имеющиеся там войска.

Однако Рузвельт уже решил, что Второй фронт будет открыт на севере. Когда расстроенный британский премьер понял, что его перехитрили, Рузвельт весело подмигнул Сталину. Так между ними начали складываться странные отношения, похожие на флирт. Дружба с Рузвельтом значительно укрепила положение советского маршала как арбитра Большой тройки. Уинстон Черчилль общался со Сталиным гораздо откровеннее американского президента. По крайней мере, он не притворялся и оставался самим собой.