Саймон Монтефиоре - Красный монарх - Сталин и война

После короткого перерыва участники конференции собрались за круглым столом на следующее заседание. Сталин, как всегда, постарался прийти последним. Американцы и британцы уже расселись и приготовились к работе. Зоя Зарубина, дежурившая снаружи, получила какое-то задание и вбежала в дом. Бегом спускаясь по лестнице, она впопыхах врезалась в чье-то плечо. К своему ужасу, девушка обнаружила, что столкнулась с самим Сталиным. «Я замерла и стала по стойке смирно, – вспоминала она. – Я боялась, что меня расстреляют на месте». Сталин никак не отреагировал на неожиданную встречу. Он и Молотов молча прошли мимо. Ворошилов же, всегда относившийся к молодежи с добротой, ласково потрепал ее по руке и сказал:

– Все в порядке, девочка, все в порядке.

Сталин постоянно курил и рисовал красным карандашом в блокноте волчьи головы. Он всегда сохранял полное хладнокровие, редко жестикулировал и еще реже советовался с Молотовым и Ворошиловым. Верховный главнокомандующий продолжал давить на Черчилля и требовать скорейшего открытия Второго фронта.

– Британцы по-настоящему верят в операцию «Оверлорд» или они говорят это только для того, чтобы успокоить русских? – как-то поинтересовался Верховный. Когда ему сказали, что союзники еще не решили, кто будет командовать операцией, вождь проворчал: – Тогда из всех этих операций ничего не получится. Советский Союз попробовал совместное управление и понял, что оно неэффективно. Решения всегда должен принимать один человек.

Препирательства продолжались. Уинстон Черчилль упорно отказывался называть конкретную дату высадки английских и американских войск во Франции. В конце концов Иосиф Виссарионович неожиданно для всех встал и повернулся к Молотову и Ворошилову.

– Давайте не будем тратить наше время напрасно, – холодно сказал он. – У нас много дел на фронтах.

Франклину Рузвельту удалось успокоить рассердившегося союзника.

Вечером того же дня банкет дал Сталин. Ужин прошел в чисто советском стиле. Столы ломились от еды. Вождь пил мало. Он не упускал случая уколоть Черчилля. Франклину Рузвельту эти шутки, похоже, нравились. Сталин с усмешкой сказал: он рад, что Черчилль не либерал, поскольку слово «либерал» в словаре большевиков – самое страшное ругательство. Потом Сталин решил проверить стойкость британца и пообещал расстрелять от 50 до 100 тысяч немецких офицеров. Черчилль был в ярости. Он опрокинул свой бокал. По скатерти растекся коньяк.

– Подобное отношение к пленным противоречит нормам британского правосудия, – проворчал он. – Британский парламент и народ никогда не поддержали бы казнь честных людей, которые сражаются за свою страну.

Рузвельт с улыбкой предложил компромисс – расстрелять только 49 тысяч человек. На банкете присутствовал и Элиот Рузвельт, недалекий сын американского президента. В этот момент он вскочил на ноги и пьяно пошутил, заметив, что не понимает, о чем спор.

– Все равно бы эти пятьдесят тысяч человек погибли в сражениях! – заявил он.

– За ваше здоровье, Элиот! – Сталин поднял бокал и чокнулся с американцем.

Черчиллю реплика Рузвельта-младшего не понравилась.

– Вы что, хотите испортить отношения между союзниками?.. – рассердился он. – Да как вы смеете?

Британский премьер встал и направился к выходу. У самой двери его кто-то остановил. Он почувствовал на плече чью-то руку. Это был Сталин. Рядом с ним стоял Вячеслав Молотов. Оба широко улыбались. Русские сказали, что это только шутка, и попросили не обижаться. «Сталин мог быть очень обаятельным, когда хотел», – написал Черчилль в мемуарах.

Пренебрежительное отношение к Уинстону Черчиллю было не только невежливо, но и вредило общему делу. Сталин снял напряжение, решив немного помучить своего комиссара по иностранным делам.

– Иди сюда, Молотов, – позвал он. – Расскажи нам о своем пакте с Гитлером.

В конце конференции премьер-министр Черчилль отметил свой шестьдесят девятый день рождения. Праздничный ужин прошел в столовой британского посольства. Стены комнаты украшала мозаика из маленьких кусочков стекла. Окна закрывали плотные шторы ярко-красного цвета. Столовая, как писал Алан Брук в дневнике, напоминала древнеперсидский храм. На официантах-иранцах были красно-синие ливреи и белые перчатки, такие большие, что кончики пальцев болтались. Двери охраняли не менее экзотические сикхи в тюрбанах.

Лаврентий Берия, присутствовавший на дне рождения британского премьера инкогнито, настоял на том, чтобы его люди обыскали посольство. Как только Лаврентий Павлович закончил и дал добро, появился Сталин. Когда кто-то из обслуги попытался взять у него шинель, возник переполох. Телохранитель-грузин выхватил пистолет и едва не застрелил бедного иранца. Порядок был скоро восстановлен. На главном столе стоял торт с шестьюдесятью девятью свечами. Сталин произнес тост: