Гай Давенпорт: Концерт Шампетр ре-диез

СОВЕЩАНИЯ

- О, я невыносим, сказал Расмус. Мне нравится его мыть. Мне всегда нравилось чистить дома серебро. Мои скауты знают, что я сущая мегера по поводу гигены, показухи, безопасности, чести, морали и дикарского хорошего здоровья. К тому же, им известно - по крайней мере. Адаму и Кристиану - о нашей со Свеном продолжительной пост-юношеской золотой дружбе и о том, что мы с ним придерживаемся противоположных мнений относительно того, как друзьям следует быть друзьями, Джонатан и Дэйвид в штанишках хаки и гольфах в резиночку.

- Сродство дружбы, сказала фру Оверсков. Мне кажется, ты прав. А я тем временем учусь ломать пальцы и и тырить ровно столько банкнот из бумажника, чтобы создавалось впечатление, что не пропало ничего.

ПЛАКАТ

Сорок сантиметров в ширину, шестьдесят в длину, een vierkleuren fotoposter, из Амстердама, прикнопленный по четырем углам к стене между этажеркой и комодом, через весь верх сансерифом Байер - надпись: BAAS IN EIGEN BROEKJE, и изображены двое обнаженных светловолосых симпатичных хорошо сложенных паренька с открытыми взглядами, рука одного - на плече другого, оба еще неполовозрелые, но уже с надеждой пробивается явный микропушок. Их отец сказал, что они убеждены, что кто-то где-то понимает, как дела обстоят.

ПЛАКАТ На внутренней стороне двери в чулан, сорок два на шестьдесят сантиметров, также vierkleuren, с надписью JONG GELEERD и текстом, о котором у них было лишь смутное представление, поскольку в голландском ни бум-бум, изображен встрепанный голубоглазый мальчишка, спустивший джинсы и трусики до середины бедер, а тремя пальцами оттянувший крайнюю плоть своего напряженного и загибающегося вверх пениса.

НОЧЬ

Бубен эльфа.

ДЕНЬ НА ИСХОДЕ

Длинные планки мягкого света на стене, поперек карты мира. Продолговатое озерцо света на коврике. Электронные часы подмигивают и меняют цифру. Паук в заднем углу чулана плетет свою паутину.

ДВЕРЬ

Мама стучала, если дверь была закрыта, спрашивая разрешения войти, не зная толком, чего могла не увидеть, Папа - временами, если не забывал, Адам - никогда. Поэтому Питер на кровати игрался с самим собой, довольный, как мило и без сучка и задоринки это происходит, когда Адам с Кристианом ввалились, наигравшись до одури в футбол, все растрепанные, в одних носках, неся заляпанные грязью башмаки в руках. Здорово, Питер! пропели они оба, и Кристиан, нагнувшись поближе посмотреть, заметил, какая представительная у Питера писька, с розовым набалдашником, а яйца тугие, точно нектарины. А что, добавил он, если б он не был нами? Нам можно, сказал Адам, раздеваясь перед душем. Давай вымоем из ушей глину и, как сможем, отскребем колени. Мама говорит, что ее не следует приглашать, если нам надо что-то сделать одним. Папа называет это пускать мышку рысью и говорит, что сейчас это и вполовину не так хорошо, как будет. Под душ вместе пойдем, jo? Так дружелюбнее.

LE MONTGOLFIER A VAPEUR JULES VERNE(6)

- Ты бы, спросил Кварк, жуя яблоко, не взглянул вот на это?

- Еще одна распечатка, ответил Конский Каштан(7), читая вслух. ХИЗКИЙЯ НАБЛ ВОЗД ШАР КАЛОХОРТ КОСТ УНЦ ОТН МИНИМ ВОСПР ПОЛЯ В ОТН ЭЛЕМЕНТАРНОЙ ПРОПОЗИЦИИ ВИТГЕНШТЕЙНА БЕЗНАДЕЖНО НЕПРАВ ОБЪЯСН ВОСПРО ГЛАЗА МУЖЕСТВА СИНЕРГИИ.

- Скомкай и выкинь, за борт.

- Расмус учится. Тут сказали бы, но мы же видим совсем не так, - и были бы правы.

- Может, у Джеремайаса научится, как за углы заглядывать, и как в темноте видеть, и как глаза на затылке себе отрастить.

БАДЕДРАГТ

Удавка - это вообще-то галстук, но во Франции удавка - это купальный костюм, столь ничтожный, крохотный и минимальный, что седалище его прикрывает какую-то часть вашего зада, а чашеобразный изгиб спереди c классной тоненькой подкладкой - для бейцал и вафли, фирма, напрочь дорогущий, но папин подарок, поскольку Адам алчно о нем заговаривал, сизый с оранжевой резинкой, вручен в машине, когда они с Папой ехали окунуться в закрытый бассейн с подогревом, куда давно обещалось его свозить, несмотря на мамины сомнения, пустят ли его туда по возрасту. Но с толку сбивало то, что у Папы в оздоровительном клубе никто вообще ничего не носит, даже в бутылочно-зеленом бассейне с подогревом и стеклянной крышей сверху, и незнакомые люди беседуют, отмокают, плавают и сидят на бортике.

Нам незнакомые не нравятся, правда? говорил Папа, зная, что Адам в людях ценит хорошее знакомство, или же ничего не выйдет. Поэтому сохраняй самообладание, мы с тобой - вместе, и хотя я могу заговаривать с тем или иным приятелем, пока мы там, я - твой друг. Одежду сложишь в мою корзину. Скоро сможешь надеть свои скандальные французские cache-sexe(8). Нам всем хочется тебя в них увидеть, да и Питеру тоже такие можно будет достать, если он проявит интерес или найдется его размер. И вот они все - с голой задницей, грозной эрекцией, на трамплине, что слишком высоко, и волосатые мужчины, и пузатые, и два подростка, похожие на шведов. Однако, это совсем не эротично, повсюду - незнакомцы, все это было бы сплошной неловкостью, если не считать того, что сначала они с Папой обмывались в душе, вместе, и Папа сидел с ним на краю бассейна после заплыва: Папа - взад и вперед по всей длине, Адам - с ним рядом только там, где мельче, папина рука на плече. Жалеет ли он, что пришел, - когда столько намекал, напрашивался? Ну, нет, не жалею, но я не этого ожидал. Тут как-то шумно, и вода пополам с хлоркой, должно быть, и люди, наверное, в конце концов, лучше в одежде выглядят. А Папа говорил, что он имел в виду, что в чем мама родила поджарые загорелые скауты и ровесники лучше смотрятся, а не банкиры и торговцы недвижимостью. А Адам сказал, что Папа в чем мама родила хорошо выглядит, и сколько же ему лет? Двадцать девять. Я зачал тебя, когда мне было семнадцать, и зачинать тебя было восхитительно прекрасно, да и Питера тоже. Кстати, о Питере: его надо забрать с его занятий по завязыванию узлов или плетению из собачьей шерсти, или чем там они занимаются, и они все вместе поедут ужинать, Мама сегодня заседает в комитете, а Питер, без сомнения, есть будет наоборот, надев фригийский колпак, который отцы разрешают, а матери нет, - от бананового сплита к пицце с анчоусами и оливками. Мы на тебя в твоих французских трусиках полюбуемся, как только до дому доберемся.