Гай Орловский - Ее Высочество

– Ценное заклинание, – сказал я осторожно. – В быту им не попользуешься, но если надо спасать шкуру…

– Вот-вот, за ценой не стоишь. Мне им пользоваться нельзя, возраст. Сердце должно быть молодое и крепкое… Да и то, понимаешь, может разорваться от перенапряжения. Потому пользуйся только в тех случаях, когда все равно иначе смерть…

Я сказал устрашенно:

– Учту… Ах да, еще, мастер, я для вас добыл рубашку чародеев. Прошу вас, одевайте, пока не вернулись Фицрой с Понсом.

Он посмотрел с любопытством.

– Выглядит обычной.

– Даже рисунки, – сказал я, – скопировал, что в ходу здесь, в королевстве Нижних Долин! Но ткань особая. Собирает всю магическую энергию от солнца и всего-всего, что есть… Всеядная, как свинья. Даже как человек, что еще всеяднее.

Он покачал головой, но достаточно быстро и без колебаний заменил свою на новочародейскую, прислушался к ощущениям.

– Знаешь… а в самом деле… очень слабо, но магия начинает проникать по капельке…

– Что делать, – ответил я. – Зато постоянно. Даже ночью впитывает. Уж и не знаю, откуда. Может быть, от тех же солнц, хоть их и не видно. Подумаешь, планета заслоняет, ерунда…

– Как-как? – спросил он заинтересованно.

– Это долгий разговор, – ответил я. – Не для этой поездки.

– Понял, – ответил он. – И чтоб вина было много?

– Вы прекрасно умеете готовиться к постижению новых истин, – сказал я. – Ах да, еще мелкий пустячок…

Он с недоумением смотрел, как я вытащил из мешка жезл, короткий, но толстый, взялся за концы, нажал, там щелкнуло, и я растянул его на полную длину в человеческий рост.

Теперь это не жезл, а посох, простой, сделанный как бы руками простого пастуха из засохшего дерева.

– Я не взял свой, – сообщил Рундельштотт, – лишняя тяжесть…

– Этот почти ничего не весит, – заверил я. – И вид у него такой, каким должен быть у мудреца, которому нас… начхать на манеры, а не у придворного чародея. Благодаря его громадным размерам собиратель маны там емкий, тащит отовсюду, даже ночью, так что особенно можно не экономить. Вам, мастер, нужно научиться отдавать приказы мысленно!.. Вы умеете, знаю, но здесь посох из древних королевств, вашего языка не знает, нужно обучить заново… Кстати, кричать и топать ногами не надо, как и дланями помовать. Принимает мысленные команды, только нужно ему объяснить, что в каком случае вы изволите возжелать…

– Гм, – сказал он в тревожном сомнении, – попробую…

– А еще, – добавил я, – у древних была та расточительная особенность, пихали все, что могло пригодиться, куда угодно, а в такой большой штуке места ой-ой!.. Начиная вот с верха, этот простой кварц может дать такой свет, что ослепит целое войско, но можно и в лесу, где будет освещать только под ногами. Управляется кольцом… Его не видно, оно вот здесь, пощупайте! Дальше в посохе много чего, а еще всякая хрень, что только высшие чародеи могут понять, а мы только мозги сломаем или вывихнем, это зависит, у кого они какие.

Послышались голоса. Фицрой и Понсоменер хоть и уходили в разные стороны, но вернулись одновременно. Охапки хвороста у обоих огромные, сучья толстые, плотные, будут гореть всю ночь, хотя мы остановились, как я сказал твердо, всего на несколько минут.

– Остальное в посох запихну чуть позже, – сказал я торопливым шепотом. – Они просто воины, зачем им знать наши тайны?

Фицрой высыпал хворост небрежно, на лице сожаление, я сразу все понял, когда он сказал со вздохом:

– Там такие олени пасутся… Но куда нам их? Мешки от еды ломятся…

Понсоменер свалил свой хворост в сторонке и тут же начал складывать тонкие прутики шалашиком, потом потолще и сверху самые толстые, оставив внизу место, чтобы просунуть руку и поджечь клочок свернутой бересты.

Рундельштотт привязал посох к седлу своего коня, оглянулся на Фицроя, тот вытащил из вьючной сумки кремень и огниво. Рундельштотт посмотрел, как он стучит, высекая искры, хмыкнул с самым самодовольным видом и, вытащив зажигалку, поднес ее кончиком к сухим веточкам.

Огонек появился моментально, веточки охватило багровое пламя, стало весело оранжевым, и костер разгорелся во всей красе.

– Подумаешь, – буркнул Фицрой уязвленно, – колдовство – это нечестно. На таком огне и мясо не мясо, а рыба какая-то.

– Все на свете нечестно, – ответил Рундельштотт. – Или все честно. Все зависит от.

– Это нечестно, – сказал Фицрой гордо, – когда зависит!

– А если на твоей стороне?