Андрей Посняков - Вандал (сборник)

– Армигий сказал – из Александрии караван должен на днях прибыть, не сюда, так в Гадрумет. Рыбаки предупредят, а нам нужно быть готовым, как пионерам.

– Как… кому? – не понял Нгоно.

– Да были у нас когда-то такие… Всегда ко всему готовые!

Караван из Александрии пришел в Гадрумет через три дня. Рыбаки молодцы – предупредили, как и договаривались, а дальше было дело техники – из Тапса до Гадрумета недалеко, наняли челн да пошли. Спасибо Сульпицию – помог материально. Покидая город, друзья простились со всеми, с Марией – особенно трогательно. Благословив всех, девушка даже всплакнула, да и у Ксана глаза были на мокром месте.

Один Весников откровенно радовался:

– Ну, наконец-то домой собрались, парни!

Домой? Гм… Что ж, пусть пока радуется. Хотя в чем-то он прав: Карфаген – Город Солнца – а там и домой можно. Так что радуйся, Николай Федорыч, намахни кружку, да песню запой!

Сульпиций с Ксаном проводили гостей до самой лодки.

– Я вот еще что хотел. – Хозяин постоялого двора придержал уже садящегося в челн Сашу и сунул ему в ладонь большую серебряную монету.

– В Карфагене ведь тоже есть наши, кафолики, – быстро шепнул старик. – На паперти у церкви Святой Перпетуи просит подаяние слепой нищий, зовут его Геристратием. Дашь эту монету ему, но сразу не уходи… Он сведет, с кем надо.

– Вот за это век буду за тебя молить Господа! – искренне обрадовался Александр. – Ну, старик, ну удружил, вот спасибо!

– Не за что, – Сульпиций кротко улыбнулся. – Вы очень помогли мне, рисковали жизнью. Это я должен до самой смерти за вас молиться. Ну, да будет ваш путь счастлив!

– И вам всем счастья!

Сульпиций и Ксан долго стояли на берегу, махали руками, пока рыбацкая лодка не скрылась из виду.

Саша тоже оглядывался. И вот уже исчезли, скрылись за длинной косою сверкающие белизной дома. А где-то часа через два суденышко уже входило в торговую гавань, полную лодок, кораблей и шумной, алчущей богатства и славы толпы.

Хозяина каравана, что состоял из семи больших скаф, под завязку груженных пряностями, тканями, ароматической смолой и драгоценной посудой, богатого карфагенского торговца, возвращавшегося из Александрии, звали Деций Сальвиан. Мощные четырехмачтовые корабли пенили воду тупыми носами. То судно, на котором нашли место трое приятелей, именовалось «Гордость Африки», и, как и все прочие, было малость потрепано внезапным штормом, случившимся у Большого Лептиса. Именно это состояние такелажа и парусов и вызвало в груди Александра внезапную и вполне обоснованную радость, едва только нанятый рыбацкий челн вошел в гадруметскую гавань и закачался близ высокой кормы скафы. Молодой человек сразу сказался парусных дел мастером и был тут же допущен на палубу, пред светлые очи хозяина судна и всего каравана.

Следует сказать, молодой человек не обманул надежд торговца: уж что-что, а парусное вооружение разных типов Александр знал как свои пять пальцев. На «Гордости Африки» он не только починил бегучий такелаж и паруса, но еще и улучшил, дополнительно привязав к бушприту утлегер с бом-кливером. Сии косые паруса немало способствовали резкому улучшению маневренности судна, за что Саша удостоился личной аудиенции у хозяина, пригласившего «парусного мастера» на обед. Конечно же – одного, без помощников.

– Ну, уважаемый Александр из Цезареи (именно так и назвался Саша), теперь я вижу, что взял тебя не зря! Свою дорогу до Колонии Юлия, – купец упорно именовал Карфаген по-старому, на римский манер, – ты уж отработал, и даже более того – я заплачу тебе и твоим людям за труды две дюжины золотых! Нет, нет, не благодари – ты их заработал! И… у меня будет к тебе одно предложение, уважаемый Александр… Нет, нет, не сейчас – ты кушай, кушай… И давай выпьем! Это прекрасное вино – пей!

Молодой человек приподнялся.

– Благодарю тебя, о славный Сальвиан, но мне хотелось бы угостить этим вином и своих помощников.

– Я уже велел отправить им корзину с яствами и кувшинчиком, – торговец расхохотался. Высокий, осанистый, толстый, он был из тех, с кем не очень-то хочется схватиться врукопашную – необъятный торс, мощные мускулистые руки-оглобли, кулачищи, которыми, казалось, свободно можно забивать сваи. И при всем при этом – умное породистое лицо с темной бородою, заплетенной на варварский манер в две косички.