Андрей Посняков - Вандал (сборник)

Едва причалив, путники тут же и продали лодку за сотню мелких серебряных монет – византийских денариев. Понимали, конечно, что продешевили, да все равно челнок было не устеречь, а так – хоть какие-то деньги. На них и сидели в таверне, заказав кувшинчик неразбавленного вина и тушенную в красном соусе рыбу с белым пшеничным хлебом местной выпечки. Хлеб, как и рыба, и вино, пришлись путешественникам по вкусу, особенно Весникову, который заказал еще и добавки, после чего собрал хлебушком оставшийся в миске соус и блаженно щурился, словно мартовский кот:

– Ох, и хлеб у них! Давненько такого не едал. Вот, помнится, в ранешние-то времена, при Брежневе еще, в Турындине своя пекарня была – там такой же пекли, во рту таял. А сейчас, ясен-пень, хлеб разве? Химия, почитай, одна.

– А вино тебе как? Понравилось? – усмехнулся Саша.

– И вино ничего себе. Красненькое!

– А ты город-то видел?

– Да видел, – Весников раздраженно отмахнулся. – Город как город – дыра дырой. Аэропорт-то тут хоть у них есть?

– А ты заметил, как люди одеты? – подмигнув Нгоно, вкрадчиво спросил Александр. – Какие стены крепостные, ворота, церкви кругом? И ни одного современного здания. Ни антенны, ни автомобиля, ни велосипеда даже!

– Ну так откуда у бедных негров антенны да велосипеды? – вполне, как ему казалось, резонно переспросил тракторист. – Они ж тут все бедные, голь-шмоль перекатная, ясен-пень. А насчет церквей старых да ворот – так мне, Саня, ничего этого век не надобно, всяких музеев-шмудеев этих. Жил допрежь без них – проживу и дальше, и неплохо проживу, были бы деньги. А всякая старина да музеи – все пустое, баловство одно, ясен-пень.

– Ну, ты это, – Саша спрятал смех, – мировую-то культуру почем зря не отрицай, деятель сельский! Вина еще кувшинчик закажем?

– Знаешь, Саня… а, я бы, пожалуй, и парочку кувшинчиков заказал, – ничуть не обидевшись на «сельского деятеля», ухмыльнулся Вальдшнеп. – Больно уж винцо вкусное.

– Вкусное, – покачал головой молодой человек. – Нам сейчас не о вине, о ночлеге надобно думать.

– А чего о нем думать-то? Сейчас такси вызовем да в аэропорт поедем. Там и посидим, подождем.

– Коля-а! Понимаешь, здесь нет аэропорта, сколько тебе говорить?

– Ну, тогда авто…

– И автовокзала нет, и поездов тоже.

– Неужто такая глушь?

– Не то словно, Коля! Это прошлое, понимаешь? Сколько можно тебе объяснять?! Далекое-далекое прошлое – средние века еще толком не начались. Еще ни Москвы нет, ни Новгорода, ни Киева, не говоря уже о Петербурге.

– Но… – Весников недоверчиво похлопал глазами. – Этого не может быть!

– А луна может быть? А Галактика может сжиматься? На свете, Николай, много чего может быть, чего мы не понимаем, не понимали и никогда не поймем.

– Да ладно, что я, глупый, что ли? – Умильно посматривая на только что принесенные расторопным служкой кувшинчики, Весников покладисто кивнул. – Прошлое так прошлое, черт с ним. Ты мне одно скажи, Саня, – скоро мы отседова выберемся-то?

– Надеюсь, что скоро, – пожав плечами, хмуро отозвался молодой человек.

– Ну, вот и славненько, – потер ладони Вальдшнеп. – Больше мне ничего и не надо. А прошлое тут или просто глушь – какая разница-то? Вон у нас на заболотьях, отплыви по протоке в любую сторону – и не скажешь, какой на дворе век! Да что я говорю-то – ты и сам не хуже моего знаешь, ясен-пень!

Честно говоря, Саша не знал сейчас, что и думать. Впрочем, определенная логика в словах Весникова имелась. Действительно – какая, к черту, разница? Ладно, главное, чтобы не скулил да не сошел потихоньку с ума от всего увиденного.

– Однако пошли, поищем ночлег. Эй, любезнейший! – Отсчитав подскочившему служке монеты, Александр заодно поинтересовался насчет подходящего постоялого двора – на меблированные комнаты в каком-нибудь доходном доме друзья, в силу финансовых причин, пока не замахивались.

– Постоялый двор? – Служка, смуглый сутулый малый с рыжиной, ненадолго задумался. – Вам какой? Чтобы было уютно или чтобы дешево?

– Чтобы не задавали лишних вопросов, – усмехнулся Саша. – Надеюсь, отыщется в вашем городишке такой?

На эту вроде бы невинную, не представляющую собой ничего необычного фразу служка среагировал в высшей степени странно: съежился и, затравленно обернувшись, зашептал в этаком дореволюционном стиле:

– Шутить изволите, господа? Смерти моей хотите?

Произнес он сии слова без всякого намека на юмор. Наоборот, парень явно очень испугался. Вот только интересно – чего? Подумаешь – спросили.