Александр Гриневский - Ловец мгновений

Не отвечая ей, огляделся по сторонам, прислушался. Тишина. Ни веточки не шелохнётся… Солнечные лучи отсвечивают в тёмной воде плёса, синее небо, да белые тяжелые облака над головой. Спокойно, радостно…

Он глянул на её весёлое лицо и, уже понимая, что ввязывается в эту дурацкую затею, решил попугать немного, показать ей, что всё куда серьёзней, чем она думает.

– Давай сделаем так: я сейчас с ружьём выйду вон на ту полянку, видишь, где пень торчит, и буду наблюдать с берега, а ты сама подплывёшь и посмотришь. Справишься?

– Справлюсь, наверное… А может, вместе?

Ему понравилось, что в её голосе зазвучали тревожные нотки.

– Нет, сама! Медленно подгребёшь, развернёшь лодку бортом вдоль поплавков и, не вставая на ноги, только на коленях, будешь перебирать руками по сетке. Поняла? Сетку в лодку не вынимать, рыбу тем более! Только посмотришь и всё! Поняла?

Она неуверенно кивнула.

– Да ладно, ты не волнуйся, не получится, так не получится – ничего страшного – заберёшь меня, и поплывём дальше.

Резко загребая вёслами, погнал лодку к берегу.

Выйдя из лодки, упер руки в надувной баллон и с силой отпихнул её к середине реки.

– Подожди, пока не греби, я сейчас на берег выберусь.

Он стоял, картинно уперев ружьё в бедро, поставив ногу на пень, торчащий среди ярко-зелёной травы и поросли молодых побегов, щурился на солнце, внимательно всматриваясь в зелёную завесу кустов и деревьев на противоположном берегу реки, одновременно стараясь уловить малейший звук, движение, среди переплетённых веток, но было тихо. Весело посвистывала какая-то мелкая птаха…

– Ну, давай! – дал ей команду.

Неуклюже, шумно загребая по воде вёслами, она стала разворачивать лодку боком, вдоль видневшихся в воде поплавков.

Он, улыбаясь, смотрел, как она неуверенно опустила руки в воду и взялась за сеть.

Что-то его всё же тревожило…

Чуть повернул голову, перевёл взгляд и обомлел! Там, где деревья по краю поляны подступали к реке, под наваленными свежесрубленными ветками – листва уже подвяла, потемнела, – впритык друг к другу стояли три железные бочки. Понял всё сразу, и внутри похолодело от этого понимания. Обвально, вниз по позвоночнику, прокатилась волна страха. Схлынул морок столичной показухи.

«Схорон! Браконьеры, местные… Заготовка сёмги в таком количестве – это верный срок! Бочки, – забрасывали вертолётом, больше сюда никак не попасть, – значит, люди серьёзные, рисковать зря не станут, стрельнут и концы в воду, тайга большая, всё спишет… Сколько он таких рассказов слышал… Рыбнадзор стреляют, егерей стреляют… Остановить! Скорей!»

И только открыл рот, чтобы крикнуть, предупредить, как чем-то тупым и тяжелым ударило в левое плечо. От удара его развернуло, отшатнуло куда-то вбок, и, уже падая, роняя ружьё, услышал хлёсткий звук выстрела, что порвал, пробил этот солнечный день.

Ничего не соображая, не понимая, не раздумывая, интуитивно откатился за пень. Плечо взорвалось болью, горело словно обваренное кипятком. Резко вскрикнув, всё же сумел приподняться, опираясь на здоровую руку, и увидел, как она стоит во весь рост в лодке, держась за вещи, сложенные на носу, пытаясь разглядеть что-то среди зарослей кустов на противоположном берегу.

Оглушительно грянул выстрел.

Пуля попала ей в голову, сорвала капюшон, вырвалась на свободу копна пшеничных волос…

Она, беззвучно, спиной, заваливалась в воду.

Он окаменело замер, не в состоянии осознать, принять увиденное.

Пустая лодка, покачивая оранжевыми бортами, по инерции медленно плыла к противоположному берегу. Широкими кругами расходились волны вокруг грязно-зелёного горба «энцефалитки», торчащего наружу из воды…

Он что-то кричал…

Один за другим ударили еще два выстрела. Гулко отдалось в основании пня, свистнуло близко, слева… Подломив руку, рухнул лицом в траву.

И наконец-то услышал человеческий голос – взрыв матерной брани и крик:

– Уходит, сука! Анатольич, кто тебя стрелять учил!? К лодке, давай!

Не обращая внимания на жуткую боль в плече, откатывался, отползал с поляны под зелёную завесу деревьев.

***

Забывался, выныривал из зыбкого полубреда, раскрашенного яркими невозможными событиями, в реальность, наполненную болью, страхом, безысходностью.

Ночь, вытесняя свет, затапливала тайгу чернотой.

В какой-то момент, очнувшись заметил, что уже не различает деревьев в трёх метрах от себя.

«Ну что ж, пора…»

Скрипя зубами, морща от боли лицо, сел, привалившись спиной к стволу лежащей сосны.