Владимир Корешков - Почему Я? Часть 2

Почему я зациклился именно на обвинении в бездушной импотенции? Да потому, черт побери, что меня конкретно задело, мое мужское эго получило незаслуженную пощечину, и я категорически не согласен. Ну, ладно, это так, отступление. Мысли не вслух, а про себя. Теперь мой выход.

– Вот что, мальчики и девочки, – громко, чтобы все меня услышали, строгим командным голосом сказал я, – а не пойти ли вам отсюда куда подальше?

– Это еще зачем? – возмущенно зароптали девушки.

– Затем, славные мои подчиненные, что мне надобно с Геллой Батьковной с глазу на глаз потолковать. Так вот, ноги в руки – и дружненько пошли отсюда.

– Куда?

– В сад, все в сад, милые мои. Ну или на крайняк – по своим комнатам. Тебя, Андрюха, это тоже касается. Извини, брат.

– Мы никуда отсюда не уйдем, – заупрямились девчонки. – С места не сдвинемся, пока все конкретно не определится. И вообще, что нас ждет дальше? Как мы сможем помочь нашим?

Это их заявление сильно попахивало ультиматумом.

– Пожалуйста, мои хорошие, вот только не надо делать мне нервы. Очень вас прошу, если я сказал «Пошли», значит, пошли. Можно даже в колонну по двое встать, так удобнее и быстрее. Давайте, милые, времени спорить у нас совсем нет.

Девчонки в замешательстве переминались с ноги на ногу и не знали, что им предпринять: то ли препираться дальше, то ли послушаться меня, переложив тем самым все бремя ответственности за дальнейшие переговоры с Геллой исключительно на мои плечи, и покинуть белую комнату.

– Андрюш, будь добр, помоги девочкам найти выход из этого помещения, – обратился я к Андрею. Тот согласно кивнул и, разведя широко руки в разные стороны, пошел к девочкам.

– Идем, девчонки, – говорил он. – Олег здесь справится без нас. Все будет «хоккей», вот увидите.

Сам он в это время ненароком подталкивал их к выходу, так пастух загоняет упрямых козочек в стойло. А у него неплохо получается. Молодец.

– Я сейчас вас догоню, – вырвалась одна из коз из цепких рук пастуха Андрея. – Мне буквально пару слов надо сказать, – бросила она остальным и направилась прямиком в мою сторону четким шагом, конечно, это была Аня. Походняк уверенный, глаза горят недобрым огнем. Подойдя вплотную ко мне, уставилась своими карими глазами, не мигая, как гюрза на мышь.

– Я так поняла, убеждать собираешься? – кивнула она в сторону Геллы.

– Ты удивительно прозорлива, радость моя.

– Учти, Олежек, – она больно ткнула меня в грудь ногтем своего длинного пальца, – ради твоего же блага убеди. Если облажаешься, я тебе такое устрою, век меня помнить будешь.

– Я так понимаю, речь идет не о чудесах в постели.

– Чудеса будут, а вот про постель с престарелыми потаскухами, без которых ты не представляешь своего существования, сможешь забыть – тебе ни то, ни другое больше никогда не понадобится, потому что, если ты уж и сейчас накосячишь, я тебе яйца оторву вместе с корнем.

Опять неприкрытая угроза… Да что такое?! Почему мой организм, все так или иначе хотят лишить репродуктивной функции? В связи с этим недвусмысленным предупреждением я не стал гнуть пальцы и рвать на себе рубаху, пытаясь доказать, что никакой я не извращенец-геронтофил, а Светка, моя бывшая, совсем не престарелая, а женщина в самом соку, в свои сорок с хвостиком выглядит просто потрясающе и безумно сексуально.

– Хотя… – Аня зло прищурила глаза, видимо, прочитав в моих скрытый протест, – надо было это сделать раньше. Сволочь ты такая, кобель паршивый. Ну, ничего, никогда не поздно исправить эту досадную ошибочку. Да, и еще, Олежек.

– Что, солнце мое?

– Лицо попроще сделай и помни, пожалуйста, дорогуша, о том, что я тебе сейчас пообещала. В случае твоей очередной неудачи я это сделаю с тобой обязательно, – проворковала она елейным голоском, нехорошо при этом улыбаясь.

После чего резко повернулась ко мне спиной и направилась к выходу, густющий хвост каштановых волос качался из стороны в сторону в такт ее шагам, развеваясь как стяг драгунского полка – красивая, гордая, независимая.

– Я тоже тебя люблю, рыбка моя, – прокричал я ей вслед.

Она, не оборачиваясь, подняла правую руку, сжатую в кулак, с оттопыренным вверх средним пальцем.

Интересно, это она мне что, свой безукоризненный маникюр показывала? Тогда почему только на отдельно взятой руке и только на одном среднем пальце? Или все-таки у этого жеста был какой-то иной тайный смысл? Непонятно.

После того как силуэт Ани вместе с остальными растворился за стеной, я обернулся к Гелле.