Елена Матеуш - Одолень-трава, отведи беду

– Вот как… – и вдруг улыбнулась. – Понятно… А она об этом знает?

Тут уже смущённо промолчал Пётр.

– Тогда не трать время. Скажи ей. А то мама сейчас темнее этой тучи ходит. Я уж боялась, что снег скоро у нас по горнице мести будет. А творог и мёд всё равно возьми. Что же я зря несла что ли?

Лана сунула ему в руки корзинку и сбежала с крыльца.

Пётр пришёл, когда Вета его совсем не ждала. В доме кипела весенняя уборка. Они с Ланой расчищали углы, вынося накопившийся за зиму хлам. На носу у ведуньи красовалась сажа, а на волосах паутина. Всё это Вета заметила, бросив быстрый взгляд в зеркало, когда Лана крикнула из сеней:

– Мама, принимай гостя! Я пошла за водой.

Торопливые попытки привести себя в порядок ничего не дали. Грязь только размазалась. От этого Вета чувствовала себя вдвойне неловко и злилась на Петра.

– День добрый, хозяюшка!

– И тебе добра, Пётр! Каким ветром занесло на мой порог?

– Как же, госпожа ведунья. Ты говорила, что собираешься этой ночью идти в лес. Мы договорились, что я тебя охранять буду. Или забыла?

Говорил это всё Пётр спокойно, размеренно, будто ничего между ними не случалось, и жаркая страсть лишь приснилась ей. Вета поняла, что Пётр предлагает ей вернуться к тому, что было раньше – спокойной дружбе. Да, это лучше всего! Раз с любовью не вышло, так хотя бы сохранить то доверие и тепло, что сложились между ними.

– Нет, не забыла. Собиралась позже зайти к тебе, – легко солгала женщина.

– А я вот не стал ждать, – улыбнулся Пётр. – Побоялся, что ты кого другого позовёшь. Только с тварями, если они придут, лучше меня никто здесь не справится.

Вета знала, что это не похвальба, а правда.

– Это так, Пётр. Потому и попросила тебя.

– Когда пойдём?

– Как солнце сядет, так и отправимся. На местах, что поближе, на берегу реки народу и без нас полно будет. Сегодня все можжевельник набирать станут, а мне тишина нужна. Пойдём с тобой на холмы.

– Хорошо, госпожа. Приходи тогда на закате. Я буду готов.

Вета согласно кивнула и с облегчением улыбнулась. Хорошо, что они снова могут говорить так – без оглушающего стука сердца в ушах, глупого смущения. Просто – как друзья.

Пётр готовился к походу, проверял оружие, смачивал стрелы в отваре плакун-травы, что сохранилась у него со времён службы княжьим телохранителем. Обычно он больше верил в своё искусство, чем в волшбу всякую, и потому к выданным снадобьям обращался редко. Но сегодня другое дело. И сам он уже не тот, что раньше, и враг может встретиться особый, против которого одного меткого глаза и твёрдой руки может оказаться мало. Рисковать же Ветой Пётр не собирался.

Он улыбнулся, вспомнив, как мило смотрелась обычно серьёзная Вета с пятном сажи на прямом носике. Как ему хотелось прикоснуться к ней. С трудом сдержался. И хорошо, что сдержался. Главное сейчас не спугнуть. Ничего, терпению он хорошо обучен.

О том, что Вета пришла, он узнал раньше, чем услышал её голос и шаги на крыльце. Просто почувствовал. Отложил колчан и направился в сени. Лёгкий сумрак смягчал черты и Вета сейчас показалась ему так похожей на Лану, словно старшая сестра. Пётр потянулся помочь ей снять короб, висевший за спиной, но женщина отшатнулась:

– Не надо! Я сама!

Пётр спрятал улыбку. Этот торопливый отказ выдал её неравнодушие.

– Что ты, Вета. Уж короб-то я помогу. Тебе же неудобно, – и не слушая возражений, снял его со спины женщины.

В комнате ведунье ненадолго замерла, словно в растерянности. Пётр тоже не сразу вспомнил о словах, так остро нахлынуло ощущение её близости. Жаркий и душный тёмный поток на мгновение поймал их в плен, притягивая друг к другу. Но Пётр устоял. Не время.

– Что скажешь, госпожа Вета, когда выходить будем? – хрипловатым от долгого молчания голосом спросил он. – На закате или уже после?

– На закате. Пока дойдём до места, что присмотрела, как раз стемнеет.

– Тогда уже пора и выходить.

– Да. Я специально так подгадала. Только подготовимся. Вот, оберег возьми, – и Вета протянула ладанку. – Это с одолень-травой.

Пётр подошёл ближе и наклонил голову, предлагая ведунье самой её надеть на его шею. Вета приподнялась на цыпочки и на минуту прильнула, накидывая кожаный шнурок. Сквозь шум крови в ушах Пётр расслышал, как певучим шёпотом женщина произносит:

– Одолей горы высокие, долы низкие, озера синие, берега крутые, леса тёмные. Спрячу я тебя, одолень-трава, у ретивого сердца, во всем пути и во всей дороженьке, береги от зла добра-молодца.