Петр Ингвин - Зимопись. Путь домой. Аз

Два встретивших нас бойника немного склонили головы в приветствии. Теплыми словами вспомнились времена, когда меня считали ангелом. Тогда передо мной приседали. Теперь лишь обозначают возможное почтение, которого приветствуемый субъект еще не заслужил и, как бы, не факт, что заслужит в дальнейшем. Авансы здесь выдавать не любили.

Первый из бойников снял со стены факел и пригласил следовать за собой.

– Прошу. – Через десяток шагов он остановился у первой же двери.

Как и в башне Анисьи, здесь нам тоже предоставили ближайшее помещение. Наверное, во всех башнях это вроде гостевой комнаты для приезжих низшего пошиба, потому что более уважаемых гостей обычно провожали выше.

– Помыться вам принесут, к ужину пригласят.

Как и в предыдущий раз, после размещения нас предоставили самим себе.

Комнату нам выделили одну, что порадовало, несмотря на откровенное приклеивание ярлыка «гостей низшей категории». Думаю, заявись сюда среди ночи проезжая царисса со свитой, встречать ее будут не дежурные бойники, а царевна и на все готовый расторопный дворецкий, а нас, не вышедших рылом, без каких-либо объяснений и угрызений совести вышвырнут вон.

До ужина царевна к нам так и не вышла. Когда пригласили в обеденный зал, ее там тоже не оказалось. Лишь после того как скрип и стук ложек о дно тарелок возвестил, что дело подходит к концу, дежурный бойник с полуприседом отворил дверь, и в проеме показалась щурившаяся от света Ярослава.

Перед нами она появилась сонная, в домашнем халате, с забранными в хвост волосами. Важными гостями, ради которых стоило соблюдать минимум приличий, мы для нее не были, о чем царевна не постеснялась молчаливо сообщить нам еще раз.

Мы поднялись и склонили головы в приветствии.

Небрежный жест приказал нам сесть.

– Какими судьбами, папринций?

На меня и Малика Ярослава даже не посмотрела. Наверное, до выяснения нашего статуса видеть в нас живых людей царевнам не полагалось.

Добрым словом вспомнилась Ефросинья. У той, конечно, был личный интерес, но нынешнее полное игнорирование ударило по самолюбию, а это посильнее какой-то там боязни оказаться очередным невестором. Я недоуменно глядел на равнодушную к моему присутствию Ярославу, и память подкидывала картинки, от которых под доспехами начиналась самостоятельная жизнь.

После «сплочения команды», закончившегося всеобщими обнимашками и поцелуйчиками, именно Ярослава поддержала Варвару, когда та схватила меня у озера, чтобы общими усилиями заставить стираться вместе со всеми. Она радовалась, как здорово ходить без одежды, и, кстати, именно из Ярославы вышел самый похожий на правду человолк: ничего не стеснявшийся, передвигавшийся грациозно и естественно, невзирая на мое противоположнополое присутствие рядом. В то время мне казалось, что царевна меня соблазняет, то есть что я ей нравлюсь и она изо всех сил привлекает к себе внимание. Ярослава проявляла наибольший энтузиазм на «уроке», выказывая невероятные знания и умения, и на следующий день требовала его продолжения.

Впечатления остались незабываемые, воспоминания не вытравить огнем. Помню откровенный немигающий взгляд царевны, ее прикушенную губу, облизывающийся язычок. Помню то, что не должен бы не только помнить, но и видеть, знать, чувствовать…

И после всего этого…

Не понимаю. Наверное, для человечества в целом хорошо, что все люди разные, но некоторых мне хотелось бы понимать лучше. Поскольку нормальной логике (то есть, моей) их поступки не поддавались.

Из-за таких, как Ярослава, я и себя хуже понимаю. Шел сюда – мечтал остаться незаметным. Казалось бы, мечта сбылась: все просто замечательно, меня, как и хотелось, не замечают. А мне обидно. Как это понимать?

Дядя Люсик рассказал заготовленную легенду:

– Согласно распоряжению следую с двумя амнистированными спутниками в темный дом, там должен получить следующий приказ.

Он вновь поднялся и с поклоном подал Ярославе наш документ. В башне его титул и должность не котировались, это в школе ученица обязана слушаться распорядителя, а здесь, на чужой территории, оставленная за хозяйку царевна при желании могла и казнить. При последующем разбирательстве рассматривались бы в основном ее мотивы и аргументы, и если все окажется в рамках закона, то до точки зрения второй стороны дело могло не дойти. Мы все понимали, а царевна не забывала напоминать – как действиями, так и предельно равнодушным внешним видом.