Кира Калинина - Змеиный медальон

Пеклò адски. Жар солнца ощущался как физический гнёт, и лишь оказавшись в тени, можно было если не сбросить его совсем, то хотя бы ослабить. Раскалённый воздух пах сеном и пòтом, руки скользили по косовищу.

А дома май, пришла непрошенная мысль, и до летнего зноя ещё далеко…

Кешка всегда считал, что неплохо обращается с косой. Но одно дело накосить травы для домашнего скота, а другое – изо дня в день, в одном ряду с опытными и сноровистыми парнями, утюжить ниву живым комбайном, пока не онемеют плечи и не зарябит в глазах от волнующегося золотого моря. У здешних кос были слишком короткие ножи, неважно выкованные, слабо заточенные и скверно отбитые, о ручках на косовищах никто и не слыхивал. Кешку подняли на смех, когда промучившись пару дней, он срезал с вербы подходящую ветку, сделал посередине желобок и закрепил на рукояти, стянув концы конопляной верёвкой. Два вечера он убил, регулируя посадку ножа, а худой желчный Тюха, считавшийся мастером по косам, ходил вокруг и грозился "яйца оторвать", если криворукий чуженин испортит добрую вещь.

После всех этих манипуляций дела пошли лучше – Кешка всё ещё был среди отстающих, но уже не самым последним. Он косил чище и быстрее лентяя Валынды и медлительного Прыни, а время от времени опережал и мальчишку Лепеня. Но сегодня, похоже, не его день. Коса налетела на кочку, лезвие погнулось, и Кешка вытянул шею, отыскивая взглядом Велета. Он у косарей вроде бригадира – ни у кого больше нет точильного камня и бруска, чтобы прямить косу. Теперь пока догонишь, пока выправишь нож… Этак и Дий Валында его нынче обойдёт.

Конечно, никто Кешку не погонял, не стоял над ним с плёткой и секундомером. Но обидно, когда тебя за салагу держат. Вон даже девки, что жницы, что вязальщицы снопов, над ним подтрунивают…

Он хлебнул воды из берестяной фляги, и тут далеко впереди Велет, голый по пояс, весь багровый, лоснящийся, обернулся и крикнул:

– Кончай работу!

Дважды просить никого не пришлось. Парни побросали косы и гуськом потянулись к склону ближайшего холма, где тесной стайкой толпились берёзы.

– Я сбегаю окунусь, – сказал Кешка в спины Стичу и Мухе. И не стал оборачиваться на девчоночьи смешки.

Они будут лежать под деревьями, жевать с хрустом яблоки, лук, шамкать чёрствым хлебом, варить кашу, иногда ходить к роднику за водой, пересмеиваться, флиртовать, некоторые разбредутся парами по укромным уголкам. Жара тяжела только в работе. А когда зной спадёт, Велет снова выведёт их в поле, и они будут вкалывать, пока не стемнеет и не явятся первые звёзды.

Роща, в которую направлялся Кешка, была в три раза дальше, но мысль о прохладном тенистом озерце придавала сил. Напиться вволю, нырнуть в глубину, смыть с кожи едкий пот – это же настоящее блаженство…

Разгорячённому телу вода показалась ледяной. Кешка выстирал футболку, когда-то салатовую, а теперь грязно-жёлтушную, и кинул на ветку – сушиться. Выплыл на середину озера, лёг на спину, наслаждаясь прохладой, свежестью и покоем.

Он давно потерял счёт времени, и где-то в череде горячих страдных будней заблудился его день рождения. Досадно, конечно. Но какое имеет значение – в мире с двумя лунами, первобытным устройством жизни и крылатыми монстрами в ночи – сколько ему лет? Он работал наравне со всеми, но слишком часто ощущал себя ребёнком, который многого не понимает, не знает, не умеет и не волен распоряжаться собой.

По правде, все они тут дети малые под Мариным присмотром.

"Я говорила тебе, что предчувствую события. Я знала, что придёт человек с Той Стороны и что он не враг нам, а большего мне видеть не дано, – вот и весь сказ. – Что ты хочешь от простой деревенской ведьмы?"

О стычке с ракеном Мара расспросила подробно. Кешка честно рассказал всё, что помнил, кроме тех нескольких минут глаза в глаза со смертоносной тварью… Он и сам не знал, то ли амулет позволил ему услышать мысли ракена, то ли просто померещилось от ядовитого газа.

Блошка, слава богу, поправлялся. Целыми днями грел пузо на солнышке, тешил девок байками об эпическом сражении с тучей крылатых монстров и, чуть что, задирал рубаху, демонстрируя свежие шрамы.

Мара сказала всем, будто в Кешкином Знаке, именно так – Знаке с большой буквы, заключена особая сила. Помноженная на мужество, в трудный час она дарует своему обладателю защиту от зла.

Про мужество это она, конечно, зря. У Кешки до сих пор руки холодели, когда он вспоминал красноватый огонь в медных зенках ракена. Но Мара знала, что делала. Ей поверили. И эта вера одним махом перенесла Кешку через пропасть, отделявшую иноземца без роду без племени от лесных жителей. Девчонки улыбались ему, парни похлопывали по плечу, и только некоторые, вроде Стича, стреляли украдкой недобрыми ухмылками, будто знали, что на самом деле Кешка не изгнал ракена, а договорился с ним. Ну да, я же друг упырей, злыдней, умертвий и вообще браккарийский шпион…