Петр Ингвин - Зимопись. Путь домой. Веди

– Скучная игра. Давай другую.

Облом-с. Ничего, однажды я выведу разговор и на эту тему, а пока…

– Можно продолжить играть в мяч, но теперь на конях.

– Не поняла – во что играть?

– Этот снаряд, – я подкинул в руке тряпичный шар, – называется мячом.

Мы попробовали. Еве не понравилось. Результат зависел не от ее способностей, а от возможностей лошади и от умения управлять. Оказалось, что опыта верховой езды у меня больше. Ева привыкла полагаться на свои ноги, и в экстренной ситуации (когда в нее летел запущенный мной тряпичный мяч) лошадь ей только мешала.

– Все, никаких мячей и догонялок, давай другую игру.

– Прятки? – с надеждой спросил я.

Справа лес, слева река, условия для побега вроде бы идеальные.

Вопрос номер один: догонит ли бегущий беляк несущуюся галопом лошадь? Если взять с места в карьер…

Не хочу проверять. Помню, как Ева раскидывала всадников, которые стремились вырваться а ворота.

Тогда – вопрос номер два: беляки плавают так же быстро, как бегают и прыгают?

Зависит от того, умеют ли они плавать. Если умеют – лучше мне в реку не соваться.

– Никаких пряток.

– Тогда вот еще игра, называется «Камень, нож, лопух». Кулак обозначает камень, он разбивает нож, но завертывается в лопух. Нож – выставленные два пальца – режут лопух и боятся камня, а лопух – открытая ладонь – побеждает камень и проигрывает ножу. На счет «три» нужно показать одну из фигур. Раз, два, три!

Ева показала кулак, я – ладонь.

По коже побежали холодные мурашки, но я сообщил:

– В этот раз Ева проиграла.

– Нет, Ева выиграла. Камень раздавит и порвет любой лопух. Он сильнее всего.

– Но в игре…

– Глупая игра. – Ева поглядела на небо. Солнце с упорством отъявленного диссидента стремилось на запад, словно ему там медом намазано. – Надо поторопиться.

Она пустила коня галопом.

Пришлось не отставать. Если расстояние между нами увеличивалось, Ева оборачивалась. Одного такого взгляда хватало, чтобы выровнять дистанцию и дальше соблюдать ее строго.

Время летело, мы тоже летели. Похоже, Еве не терпелось быстрее прибыть в нужное место. Похвальное желание, но лошади – не машины, они не рассчитаны на долгий бег в таком темпе. Галоп надо чередовать с рысью и шагом намного чаще, а Ева периодически замедлялась не потому, что заботилась о здоровье нашего транспорта, а из-за смены рельефа: по илистому мелководью или камням нельзя скакать так же, как по утоптанным тропам.

– Если Ева позволит обратиться…

– Что еще?

– Лошади не могут бежать с такой скоростью так долго.

– Как видишь – могут.

– Они не выдержат.

– Все время забываю, что обезьяны такие хилые и ранимые. Боишься упасть и сломать что-нибудь? Держись рядом, Ева постарается подхватить. Чапа – хороший раб, Ева ценит Чапу.

«Постарается», ага. И Ева ценит Чапу до тех пор, пока он единственный раб, а как только появятся другие…

– Я беспокоюсь о лошадях. Они погибнут.

– Беспокойся о чем-нибудь важном.

Мы во весь дух неслись дальше.

Я оказался прав. Не прошло получаса сумасшедшей гонки, как моя взмыленная кобылка пошатнулась и споткнулась. Естественно, никто меня не подхватил. Падать было страшно и больно. Счастье, что обошлось без переломов.

Это случилось на травянисто-песчаном берегу, в пяти метрах от воды. Мой шлем улетел в реку и сгинул, подхваченный течением. Лошадь дергалась в агонии, и я прекратил ее мучения ударом кинжала.

Ева остановила коня, и тот, брызгая розовой пеной, тоже завалился. На ногах осталась запасная лошадь, ее спасла меньшая нагрузка. Прихрамывая, я подошел, взял ее за поводья и стал водить по кругу. Иначе мы останемся совсем без лошадей.

Справа, метрах в двадцати, шумел кронами дремучий лес, слева текла река, по другую сторону которой высились отвесные скалы. До места переправы, куда мы с царицей добирались трое суток, оставалось недалеко. На конях прежним темпом – несколько часов. Если бы у нас оставались кони.

Ева легла на траву.

– Лошади – сильные. – Она явно недоумевала. – Почему они сдохли?

Как объяснить еще большему профану, чем я сам, понятия инфаркта и инсульта?

– Когда лошадью управляет человек, она слушается его и бежит, пока не разорвется сердце.

– А почему пена у них на морде розовая? Она всегда была белая.

– Из носа пошла кровь и окрасила пену.

– А откуда берется пена?

По сравнению с Евой я оказался академиком коневодства.

– Пена – взбитая слюна.

– Почему лошадь не глотает свои слюни?