— Это еще что такое? — прозвучал сонный мужской голос на фоне профессорского храпа.
Мы замерли.
— Фонарь выключи, — потребовал Афанасьев.
— Ага. А морковкой жеванной в рот не плюнуть? — ответил незнакомец.
Это точно не был Ванька — я бы узнал его по голосу. И не профессор — тот все еще самозабвенно спал, судя по храпу. Значит, кто-то еще.
Луч скользнул по мне, по моим рукам — хотя мог и не светить. Голова и так источала характерное сияние.
— Ааа… Перваки, значит. Понятненько.
Блин, Ядька! Просил же все перепроверить. Я мельком взглянул на ошарашенное лицо третьекурсницы. Казалось, она сама не ожидала этого столкновения.
— Федя, ты? — робко спросила она.
Луч переместился на Ядвигу.
— Так-так… Хруцкая… да еще в компании с друзьями-малолетками. Тебе известно, что помогать первакам запрещено?
“Ядь, это твой знакомый?” — быстро спросил я.
“Однокурсник. Это хреново. Очень хреново. Он поднимет тревогу. Мы с ним… немного не в ладах”.
“Проклятье. Что делать?” — тревожно спросил Сперанский. — “Бить будем?”
“А смысл?” — отозвался менталист. — “Как очнется, все равно нас сдаст. Он видел наши лица. Вот если бы у меня была сила попробовать стереть ему память…”
Но у Афанасьева даже базовые силы были на исходе — он уже даже передвигался, пошатываясь.
Я раздумывал всего с пару мгновений. Да и о чем тут было размышлять? Мы слишком далеко зашли и слишком глубоко увязли в этой затее, чтобы отступать.
Я протянул банку Сперанскому.
“Держи крепко”.
И, не дожидаясь вопросов, метнулся к этому Феде, на ходу концентрируя энергию для удара.
Вспышка — я ослепил его и тут же зажал третьекурснику рот рукой, чтобы тот не визжал. Он зажмурился, попытался инстинктивно выставить руки для защиты, выронил фонарь — Ядька, умница, подхватила его и тут же выключила. Коридор и лестничная площадка погрузились в полумрак, освещаемый лишь сиянием Головы.
Не медля, я зачерпнул горсть силы из ментального потока и вдарил по защитам несчастного Федора голой родовой мощью. Тот сдавленно взвыл и тут же отрубился — оно и понятно, нельзя привыкнуть к прикосновению родовухи, особенно если ее засовывают тебе прямо в голову.
А затем мои руки сами сделали то, что было должно. Словно Род вел меня, диктовал, как поступить, и дал на это добро. Я снова взял немножко силы и влез в голову Федору, проломив базовые защиты и обойдя природные. И… просто стер события последних пятнадцати минут. Даже если он что-то видел и слышал, теперь это ему не поможет. Теперь он просто очнется на лестнице и не будет понимать, как здесь оказался.
Оказывается, память стиралась легко. Другой вопрос, что сработал я очень грубо. Как бы не оставить парня дурачком до конца жизни…
Бережно опустив третьекурсника на пол, я обернулся к застывшим в изумлении ребятам.
“Идем, быстрее”.
“Что ты с ним сделал?” — пролепетала Хруцкая.
“Стер память”.
Афанасьев вытаращился на меня во все глаза.
“Миш, это полный абзац… Почему ты не говорил, что…”
“Потом. Все потом. Идем скорее!”
И лишь Ленька Пантелеев довольно ухмылялся в руках у Сперанского.
— Вы, ребятки, определенно, мне нравитесь, — шепнул он и подмигнул. — Настоящие отморозки! Преступники! Лепота-то какая!
— Тихо ты, — шикнул на него Сперанский и принялся спускаться по лестнице.
Мне пришлось поддерживать Афанасьева. Он едва не споткнулся, когда в нашей “сети” раздался голос Ронцова:
“Четверо, все парни. Идут с черного хода. Я предупредил Аню, чтобы убиралась оттуда. Вы как?”
“Птичка в клетке, уходим”.
Ронцов пропал, а мы с Ядвигой переглянулись. Девушка тронула меня за плечо.
“Спускайтесь пока вниз, а я сейчас догоню. Есть идейка”.
Она метнулась обратно, перепрыгивая через одну ступеньку. Я увидел лишь, как она склонилась над валявшимся в отрубе однокурсником и вложила ему что-то в карман кителя. Блеснул металл.
Ключи! Она подкинула ему ключи и тут же вернулась к нам.
“Отличный ход”, — похвалил я.
“Это не все, что еще предстоит сделать. Сейчас идите за мной. Если та группа попробует войти с черного хода, нам нужно выбраться так, чтобы они нас не увидели”.
Ядвига повела нас к боковому выходу и, когда мы преодолели последнюю скрипучую лестницу, зашла в кладовку и протянула мне халат.
“Обмотайте банку, чтобы не светилась. Она сияет, как новогодняя елка”.
Это да. Прислонив покачивавшегося Афанасьева к стене, я помог артефакторше обмотать Голову. Пантелеев попытался было глухо протестовать, но быстро заткнулся. Закончив с этим, Ядвига снова взглянула на часы.
Читать дальше