Владимир Матвеев - Каракал

— Это навсегда? — удрученно спросил он гарпию.

— Что?

— Глаза.

— Тебя что-то смущает?

— Шутишь? — выглянул он из-за плоскости магического зеркала и посмотрел на пернатую. — Шутишь, — утвердительно кивнул он. — Давай-давай, дальше издевайся над моим неокрепшим разумом.

— Что тебе не нравится? — раздраженно бросила крылатая девушка и встала рядом с Матвеем. — У меня вон, вообще, как у курицы глаза, и жить мне это не мешает.

— Там, где я вырос, — продолжая смотреть на себя в зеркало, стал пояснять тот, — есть поговорка, что глаза — это зеркало души.

— И судя по этой поговорке, имеющие красивые глаза и душу должны иметь соответствующую, — с иронией ответила та, но потом вдруг резко закончила: — Чушь. Причем полнейшая. Я могу тебе привести сотню примеров разумных с красивыми глазами, что творили просто ужасные вещи, словно у них и вовсе души не было. Далеко ходить не надо, — она указала рукой в то место, где еще недавно лежал труп демонолога. Сейчас его там не было — йахины уже прибрали куда-то. Даже пятно крови затерли. — Ресидос для человека был очень даже симпатичным, и глаза у него были красивыми, а то, чем он занимался, ты видел сам и смог прочувствовать на себе.

— Убедила, — кивнул Матвей, оторвался от глаз и продолжил себя разглядывать уже в общем.

Если бы сейчас он вдруг оказался среди средневековых флагелантов [6] Флагелант — религиозный фанатик, бичующий себя во время публичных процессий. , то последние наверняка приняли бы его за своего собрата. На теле Каракала практически отсутствовали неповрежденные места. Шрамы, большие и маленькие, безобразные и ровные, словно от лезвий бритвы, покрывали торс от ключиц и до пупка. И это только анфас, а что там на спине — и думать не хотелось.

— Офигеть шрамирование вышло, — потрясенно произнес Матвей, крутясь возле зеркала. — Я Франкенштейн. Хорошо еще морда лица осталась почти в неприкосновенности.

Все остальные изменения, произошедшие с ним, были восприняты как-то совсем спокойно — как само собой разумеющееся. И потемневшая кожа цвета кофе и чуть молока, словно он только вчера приехал с берега теплого моря, где дней двадцать жарился на солнце. И основательно посеребренные сединой волосы, что сразу прибавляло ему несколько лет к возрасту. И резко очерченные скулы. И нависшие над глазами брови, краешки которых орлиными крыльями взмывали вверх, отчего и так холодный взгляд только усиливался, превращаясь в рентген. И даже поменявшие форму и чуть заострившиеся уши.

— Одно радует — жены меня теперь уж точно не узнают. Хотя уши можно было и свои оставить, как и глаза, впрочем.

— Твой организм трансформируется в оптимальную форму, — вставила свои три копейки Патиара.

— Уши как у овчарки — это оптимальная форма? — поморщился парень.

— Кто такие овчарки?

— Псы, — кратко ответил он. Именно так называли на Абидалии животных, похожих на собак: пес и сука. А общее название псы.

— Понятно, — кивнула пернатая. — Но думаю, так все-таки красивее, чем круглые уши на макушке, как у пальтака, — память нарисовала парню зверушку, очень похожую на коала. — Или вон как у Рохоса.

Матвей еще раз выглянул из-за зеркала, чтобы увидеть огра, отчего смесок снова напрягся.

— Согласен, — кивнул он, увидев изломанные борцовские уши. — Два разваренных пельменя, пришлепнутые сбоку к голове, мне никогда не нравились. Слушай, а маги это могут исправить? — Каракал щелкнул пальцем по заостренному кончику, тут же отметив, что уши стали очень чувствительными.

— Не знаю, — пожала та плечами. — Но ты ведь и сам маг?

— Не говори мне об этом, — жест отрицания с высоко поднятым подбородком вышел у парня так естественно и величественно, что гарпия снова улыбнулась, но благоразумно промолчала. — Единственное, что я пока понял — магия приамов — это рунная магия, продолжил Каракал. — Но кроме золотого руна, я больше никаких рунов или рун не знаю. А та единственная, ну золотая которая, она с магией никак не связана — это или шкура барана или одноименные сигареты. Выбирай.

Повернувшись одним боком, потом другим, Матвей махнул рукой.

— Гаси свое зеркало, пернатая, и идем уже есть.

Зеркало исчезло, а взгляд Каракала снова уперся в пару огр — суккуба.

— И вы пойдемте, куда же от вас денешься.

Смесок и демонесса переглянулись и настороженно пошли за Каракалом, однако тот снова остановился.

— С такими темпами я поем еще дней через пять, — недовольно пробурчал он и взглянул на Иргиз. — Подойди.