Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

Войдя в город мы под колокольный звон торжественно проследовали в главный храм Калуги «Покрова Богоматери», где в честь одоления над врагом отслужили благодарственный молебен. Поначалу я не хотел задерживаться в городе и сразу же двигаться дальше, однако сражение не прошло для моего войска даром, хотя потери были не велики. Требовалось позаботиться о погребении убитых и лечении раненых, охране пленных и трофеев, а также послать гонцов в Москву порадовать бояр известием о первой победе. После молебна воевода слезно попросил меня не побрезговать и отведать чем бог послал. Разумеется никаких разносолов в осажденной крепости не было, но отказаться означало кровно обидеть. Выручили нас припасы пана Корсака, спешно доставленные в город и поданные к столу. Впрочем, никаких излишеств я не допустил и сразу после ночевки велел трогаться своему воинству дальше.

— Куда теперь прикажешь государь, — почтительно поинтересовался Вельяминов, едва мы встали из-за стола.

— На Вязьму, — коротко отвечал я ему.

— Опасно государь, — счел своим долгом предупредить меня кравчий, — сказывают отряды ляшские под Можайском стоят.

— Вот и пусть стоят, — хмыкнул я, — а мы тем временем выйдем к Вязьме и встанем между ними и Смоленском, а из Москвы двинется Черкасский с войском. Вот пусть и помечутся между молотом и наковальней.

— Так Черкасский только через три недели выйдет, — озадачено переспросил Никита.

— Ага, и об этом каждая торговка на базаре и каждый нищий на паперти знают, — улыбнулся я и обратился к стоящему рядом Михальскому, — Ведь знают, Корнилий?

— Знают государь.

— Вот и славно, вот и хорошо. Ты, кстати, пленных допросить успел?

— Больно некого допрашивать, государь, начальные люди или погибли как Корсак или поранены сильно. А простые жолнежи и казаки мало что знают…

— Лисовский здесь был? — перебил я своего телохранителя.

— Был, — помрачнел Корнилий, — это его хоругвь оврагом прорвалась.

— Ничего-ничего, — утешил я его, — господь не без милости еще встретимся. Хотя овраг сей можно было и перекрыть. Ну да чего уж теперь, впредь наука будет.

— Государь, — не выдержал Вельяминов, — так что Черкасский раньше чем уговаривались рать поведет?

— Да, Никита Иванович, так уж мы с князем Дмитрием Мастрюковичем уговорились, а если паче чаяния запамятует, так о том я ему с гонцами грамотку отправил. Да ты не сердись, кравчий, раз уж ты про сие не прознал, стало быть и никто не ведает, а значит тайность мы сохранили.

— А сами мы государь между молотом и наковальней не окажемся?

— Как бог даст.

К исходу четвертого дня форсированного марша показались стены старинной русской крепости. Судя по донесениям лазутчиков, местные жители были настроены по отношению к оккупантам резко враждебно, не говор уж о том, что значительная часть местных дворян и боярских детей были участниками ополчения. Поляки и литвины платили им той же монетой и ситуация могла взорваться в любой момент от всякой малости. Такой искрой поднесенной к пороху стало прибытие нашего войска. Увидев, как к городу подходит наша кавалерия, немногочисленный польский гарнизон попытался сначала запереться в деревянной крепости, но случилось непредвиденное. Посланные мною вперед и проникшие в город уроженцы Вязьмы ухитрились загнать в воротную башню воз запряженный быками и заблокировали проход. Упавшая решетка заклинила телегу и не дала страже закрыть ворота. Поняв, что сопротивление бесполезно командовавший польским гарнизоном шляхтич Обнорский приказал своим людям седлать коней и прорываться к Смоленску. Выйдя из западных ворот поляки в полном беспорядке двинулись прочь где и стали добычей поджидавших их казаков во главе с Михальским. С другой стороны в город уже под колокольный звон въезжали ратники Вельяминова.

Федор Панин был в своем первом настоящем походе. Рана полученная им на дворе у Пушкарева была неглубока и быстро затянулась. Государь, как видно, и помыслить не мог за какой надобностью Федька оказался той роковой ночью у стрелецкого терема и сочтя что верный его слуга проявил старательность, верность и разумную распорядительность щедро наградил его. Никому неизвестного боярского сына пожаловали в жильцы, дали хорошего коня из числа бывших в конюшне Салтыковых, а еще государь пожаловал ему богатую бронь, дескать, чтобы больше не ранили. Обещали еще прирезать пятьдесят четей земли под Москвой после похода, но это еще когда будет. К тому же земли избранной тысячи к которой теперь относился Панин были разорены и обезлюдели и радоваться этому пожалованию или нет Федька не знал. Служить новоявленный жилец продолжал в хоругви Михальского. Можно было, конечно, перейти в рейтары к Вельяминову, как прочие московские чины, но парень здраво рассудил что от добра — добра не ищут и остался. Только что женившийся Михальский, мог посвящать службе куда меньше времени и частенько оставлял Федора, к которому относился как к младшему брату, вместо себя.