Михаил Нестеров - Сталинский сокол. Комэск

– Конечно, есть! – опять закивал хитрый Бадма, уже сообразивший, что Синицкий просто развлекается. – Мой отец его знает и дед.

– Ну так скажи его нам! – хмыкнул Чучин.

– Во-первых, это слово тайное, его всем подряд не говорят. Оно от отца к сыну передается. Во-вторых, я его не знаю, я летчик, мне без надобности. Вот если бы был кавалеристом, отец бы мне сказал, а так нет, он его моему брату сообщил. А дядя мой, охотник, тигриное слово знал! Много кого у нас тигр в тайге задрал, а дядю никогда не трогал!

– Вот! – наставительно поднял палец Гоша. – Есть и женские слова, только женщина не лошадь, существо более сложное, тут одним словом не обойдешься.

– Да врете вы все, – махнул рукой Чучин. – Если знаешь, то мне по секрету скажи.

– Ха, больно надо. Ты вон какой молодой, высокий да симпатишный, тебе и без этих слов хорошо. А я вот не удался, да и лысина, опять же. А скажу я тебе слова, так ты у меня последних девушек уведешь!

После недолгих препирательств Синицкий что-то пошептал Чучину на ухо, после чего младший лейтенант ринулся в столовую, пробовать. Смачный шлепок был слышен даже сквозь шум дождя, Чучин пулей вылетел обратно, держась за ухо, а под навесом летчики так хохотали, что из дверей штаба показался недовольный Коляда, посмотрел, покачал головой, но под дождь не полез, махнул рукой.

Олег отозвал комэска в сторонку и принялся объяснять ему свою идею, но Гоша до конца не дослушал:

– Хм, а что, мысль-то может оказаться неплохой, раз нам обоим в голову пришла. Я ведь тоже над этим думал, еще когда мы с тобой вдвоем летали.

Пару дней обсуждали и прикидывали, а 10 сентября после обеда взлетели парой в район станции Мга, где должен был кружиться вражеский корректировщик «Хеншель-126». «Костыль» они не обнаружили, зато перехватили семерку «Ю-87» под прикрытием звена «Мессеров».

Вдвоем с Гошей они показали гансам класс воздушного боя. Винни-Пух был железным пилотом, его вестибулярному аппарату мог бы позавидовать сам Чкалов. Пилотировать с такими перегрузками и столь долгое время немцы не смогли. Потерь ни с той ни с другой стороны не было, но «штуки» изменили курс и ушли, отказавшись от бомбардировки позиций наших войск. У «ишаков» заканчивалось топливо, и Синицкий с Северовым тоже вернулись на свой аэродром.

Следующие дни летали много, погода позволяла. Четыре-пять вылетов в день были обычным делом, противников в воздухе тоже хватало, двойное численное преимущество немцев тоже было нормой, а нередко их было и втрое больше. Полк таял на глазах, в первой эскадрилье осталось всего пять самолетов, летчиков, правда, восемь. Соломатин и Ковин прыгнули с парашютами, а «ишачок» Малинкина пришлось списать, так сильно он был поврежден, да еще и загорелся после посадки, Сережка едва успел выскочить, даже комбез прожег.

12 сентября было тепло, ярко светило солнце, так что работать пришлось много, совершили шесть вылетов, после крайнего Северов с трудом выбрался из кабины. Не успел присесть у колеса, наскочил Степа, обслюнявил на радостях и помчался встречать хозяина. Хотя Олег сильно устал, в голову вдруг полезли мысли об Ане, их курортном крымском романе, о том, где она сейчас и успела ли эвакуироваться. Под эти меланхоличные мысли Северов и заснул.

13, 14 и 15 сентября показались одним днем, взлеты, посадки, между полетами перекусить, отключиться. Проснулся, то ли уже темнеет, то ли рассветает, снова «По машинам!» и в воздух. Машины им подкинули, так что летали все восемь пилотов. Появились в эскадрилье и новые потери, погибли ведомые Ковина и Горобченко, легко ранен Соломатин, остался в полку. Северов за эти дни сбил еще три машины, его общий счет вырос до десяти. Но даже это не радовало, так устал, к тому же неуспехи нашей армии на земле повода для восторгов не давали. Да, остановить немцев под Ленинградом удалось, но здесь и на других фронтах обстановка оставалась тяжелой.

Сотников, видимо, убедил командование, что полк нуждается в пополнении, 15 сентября пришли новые летчики и техника. И тут Северова ждал сюрприз. Синицкому присвоили звание капитана и назначили заместителем командира полка, должность до сих пор была вакантной. А командиром первой эскадрильи назначили Петра Бринько, Героя Советского Союза и одного из самых результативных летчиков первого периода Великой Отечественной войны. Северов абсолютно точно помнил, что тот в 1941 году погиб, но вот когда именно? Может быть, это назначение поменяло его жизнь и он останется в живых? Повышение Синицкого повлияло и на Олега, он был назначен исполняющим обязанности командира третьей эскадрильи. Расщедрившееся командование полка отдало ему Ковина и Горобченко командирами звеньев и Малинкина ведомым, компенсируя то, что остальные летчики были просто зелеными новичками. Но это был не последний и самый большой сюрприз.