Оксана Головина: Варвара из Мейрна

— Нашим детям? — прошептала Варя и выше подтянула расстёгнутый ворот рубахи. Бровь Троя вопросительно изогнулась, когда он опустил взгляд на невесту.

— Из всех моих слов ты услышала только это, Варвара?

Она поджала пальцы босых ног и замерла на его руках.

— Нет… просто…

— Просто что? — продолжил он смущать её своим прохладным взглядом.

— Мы обязательно расскажем эту историю. — Варя коснулась губами подбородка Троя.

— Ты ведь понимаешь, каковы условия исполнения данного обещания? — он едва сдержал улыбку.

— Я люблю тебя, — произнесла Варя, ощущая теперь огромное облегчение, едва смогла сделать это самое важное признание в своей жизни, — всё, что у меня есть — моя любовь к тебе. Хватит ли этого?

— Я не заслужил и доли этого сокровища, но слишком эгоистичен, чтобы не принять его, Варвара, — Трой склонился ниже к лицу невесты, — отправишься ли ты со мной в Эвельхад? Подаришь ли этим землям счастье звать тебя хозяйкой, а мне — любимой женой?

— У меня паспорт в Москве остался… без него в местный ЗАГС пустят? — Варя обняла жениха за шею, продолжая перебирать белоснежные пряди волос.

— Если ты говоришь о родовой печати, то её отсутствие не станет помехой, а для входа в храм важна лишь чистота помыслов, Варвара. Богам не нужны «паспорта» и печати, они читают то, что на сердце. Этого не подделать, — произнося последние слова, Трой уже касался губами её губ, находясь так близко.

— Тогда женись на мне, мистер-декабрь, или я сама потащу тебя в этот храм…

Варя подалась немного вперёд, сама целуя жениха, желая казаться сейчас храброй, что было куда сложнее, чем недавний бой. Её пальцы едва касались его шеи и плеч, боясь ранить. Сейчас Трой казался ей хрупкой хрустальной статуей, которая могла так легко разбиться на тысячи осколков. Но он не чувствовал боли и видел лишь её, отвечая на поцелуй. Совсем немного времени, ещё немного, и она будет принадлежать ему, без остатка.

Прохладные губы Троя покрывали поцелуями лицо Варвары, касаясь длинных ресниц и знакомой ямочки на щеке. А затем вновь припали к губам девушки, более не сдерживаясь. Переполненная чувствами, Варя, конечно же, не могла заметить, как наливались цветом её волосы, ложась блестящими прядями на плечи и смятое покрывало. Ссадины и синяки на теле, не укрытом рубахой, стирались, словно и не было их, оставляя нежную кожу целой и невредимой.

Чувство покоя и счастья расцветало теплом в груди, вынуждая кончики волос искриться. В этот раз это не было беспечной стихией, скорее тем самым огнём, что согревает в очаге глубокой ночью, или указывает путь на далёком маяке. Тепло сердца — последний дар Великой Иши Игрэйн, чья душа наконец упокоилась, возвращаясь к молчаливым землям Баэль-Маргада.

— Алые… они же алые? Я ведь не сошла с ума, дорогая Румина? — прошептала сбивающимся от волнения голосом Делма, стискивая побелевшими пальцами край ограды на широкой террасе дома.

— Так и есть, госпожа! — воскликнула девушка, во все глаза глядя на возвращавшиеся франгары в небе Аделхейта.

Затем служанка спохватилась, понимая двоякость прозвучавших слов.

— То есть, они, несомненно, алые! — она ткнула пальцем в корабли, указывая на поднятые паруса.

Алый — цвет победы. Именно такие паруса поднимали капитаны кораблей, по возвращению в родной край, возвещая своему народу, что враг повержен и победа за ними. Делма прижала руки к груди, а затем, не выдерживая более ожидания, развернулась и побежала прочь с террасы. Она торопливо спускалась по ступеням лестницы, и со сбивающимся дыханием пересекла нижний зал, открывая входные двери настежь. Именно так, и не иначе — они должны быть открыты и ожидать тех, кто вот-вот возвратится.

Придерживая подол длинного платья, не обращая внимания на то, что своевольные локоны выбились из причёски, неподобающе эйслин, она бежала по растресканной дороге, словно в давней юности. Румина пыталась окликнуть хозяйку, но поняла, что это бесполезно. Материнское сердце не удержать.

Франгары были всё ближе, но ноги так слабы. Не имея больше сил терпеть разлуку, чувствуя, что сын совсем рядом, Делма раскрыла объятия встречному ветру. Поднимая руки, она впервые за многие годы расправила свои крылья. К дриту запрет Идгарда! Она летела к небу, сверкая безупречным золотом чешуи.

Слыша, как оживилась команда корабля на верхней палубе, Левен слабо приподнялся на своей постели, устроенной в одной из кают. Мужчина стиснул зубы, проклиная своё бессилие, и прислонился виском к окну, к которому ранее велел передвинуть койку. Белоснежные волосы скользнули по бледному лицу правителя лескатов, на мгновение закрывая обзор. Но затем он заметил то, что так разволновало команду.