Валерий Строкин - История с Малыми Тмутараканями [СИ]

Маленький серебряный шарик — все, что осталось от гигантской шаровой молнии, — решился. Может, его привлекло движение змеиного тела, покачивающаяся плоская голова, похожая на широкую толстую ладонь. Шарик скользнул к черной плите и коснулся в поцелуе золотого лица.

В следующий миг раздался очередной взрыв. Юлиан не успел закрыть глаза, выплеснувшаяся белая вспышка ослепила его, обломок черного камня ударил в голову, и он потерял сознание.

Юлиан не видел и не чувствовал, как разверзлись небеса, заливая лес и поле ледяным потоком. Водяное безумство продолжалось несколько секунд, после которых «ударная» ледяная волна сменилась мелким теплым дождем. Время волхования и чар закончилось.

Промокшие насквозь люди с трудом разорвали руки. Живая цепь распалась.

Волхвы обессиленно стояли на коленях, опустив головы, закрыв глаза. Ничего не видя и не слыша. Сквозь промокшие белые рубахи проступали контуры костлявых тел. Рядом лежали короткие черные головешки — все, что осталось от посохов.

Очумелые, вымокшие люди стали возвращаться в деревню. Дружинникам князь приказал поднять отслуживших требу волхвов и разнести по домам.

Возле Руха стояла на коленях Устя. По лицу её текли слезы или дождь. Мстислав остановился рядом. Услышал тусклый безжизненный голос Руха.

— Надо идти домой, внучка. После всего того, что случилось, у него не было шанса вернуться. Перун сильно прогневался.

— Я хочу подождать.

Мстислав обнял старика за плечи, легко оторвал от земли.

— Пусть подождет, авось…

Едва они отошли в сторону, Устя вскочила на ноги и побежала к оврагу.

— Юлиан! Юлиан! — звала она. Овраг оказался наполовину засыпан землей. Устало девушка опустилась на черное обугленное дно. — Юлиан!!!

В сгустившейся тьме ничего невозможно было разглядеть. Ей показалось, что она услышала стон. Устя поднялась. Стон повторился. Она стала шарить руками по земле и наткнулась на тело Юлиана. Он лежал рядом. Девушка склонилась над юношей, схватила его за плечи, оторвала от земли голову.

— Юлиан! Ты живой, ведь, да? Юлиан, ты остался! Юлиан, милый мой, ты победил, я знала, что ты останешься. — Она наклонилась ниже, пытаясь рассмотреть лицо Студента.

— Юлиан!!! — она увидела застывшую на виске черную кровяную коросту. Голова юноши безжизненно болталась…

Кузьмич с трудом оторвал от земли гудящую, как с хорошего бодуна, голову. Рядом сидел, натянув на уши бескозырку, Максим. Чуть в стороне лежал и тихо постанывал Карпенко.

Живы. А Студента не видно, неужели остался?

Они находились на краю пыльного тракта, вдоль неё петлял заросший камышом и осокой ручей. Еще дальше, на холме, просматривались черные обугленные остовы строений. Остовы печек, гнилыми пеньками зубов скалились в небо. Сквозь обугленные останки бревен уже рвались ввысь к солнцу заросли иван-чая, покачивались венчики конского щавеля.

Послышалось блеяние, из-за обугленного остова печи выбежала коза-дереза, а за ней показалась кутающаяся в старую офицерскую шинель бабуля.

— Вот я тебе, — бабуля помахала прутом.

Услышав голос Максим поднял голову.

— Эй, мамаша, что это за место такое?

Бабка от неожиданности вскрикнула, увидав страшных чумазых незнакомцев, несколько раз истово перекрестилась.

— Настасья, стоять, — дребезжащим от страха голосом приказала она дерезе. Коза послушно встала, опустила рогатую голову в траву.

— Хутор, Хитрово, здесь был.

— Как это был?

— Так и был, еще весной все сгорело, от грозы. Одна я совсем, люди добрые, уж не троньте меня, в землянке живу с Настасьей. — Бабка еще раз перекрестилась. — Настасья, вперед, — коза и бабка побежали.

— А какой год сейчас? — прокричал вслед Максим, но стена камышей скрыла погорельцев.

— Вот ведьма, — выругался Максим.

— Да у себя мы, у себя, — Кузьмич обвел окрестности рукой. — Не узнаешь, самые, что ни на есть, наши места. Карпенко, поднимайся, идти пора.

— А, я не сплю, слушай, Кузьмич, у тебя махра осталась? Покурить бы, такая ночь была.

Кузьмич ощупал карман.

— Есть немного. Иди, покурим.

Карпенко резво подобрался к Кузьмичу, уже достававшему тощий кисет.

— Если это старый тракт, то по нему и до Губернска добраться можно.

Максим смотрел, как они с жадностью скручивают козьи ножки.

— Кузьмич, мне скрутить одну можешь? — неожиданно попросил Максим.

Карпенко и Кузьмич удивленно посмотрели на комиссара.