Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– Ты веришь в эти сказки?

– Я верю в то, что он умер за свои слова, за свои убеждения. По-моему, это что-нибудь да значит. А, собственно говоря, почему я не могу верить?

Я окончательно выбрался из ямы и, восстанавливая дыхание, наблюдал за игрою клубящихся огненных смерчей. Створки моей несостоявшейся могилы с противным звуком схлопнулись. Видение «геенны» исчезло.

– Я понял, на что ты уповаешь, – сказал карлик, укоризненно покачивая пальцем. – Но ты этого недостоин. Чтобы ты не обольщался на свой счет, придется устроить тебе страшный суд.

Карлик рассыпался на легион мелких лилипутов, обсевших какие-то трибуны, словно куры насесты. Я недоуменно рассматривал их миниатюрные мордочки, и волей-неволей мне вспомнилась легенда, рассказанная Варьей. Мне показалось, что я смотрюсь в осколки того самого вместилища истины, разбившегося во время борьбы демиурга с мировым змеем. В каждом лилипуте я угадывал слегка изуродованную копию себя самого.

– Мы – это ты, – хором изрекло скопище служителей адской фемиды. – Мы все знаем о тебе. О том, как ты в детских играх мнил себя жестоким диктатором и властителем душ всей земли, как ты крал книги из библиотеки, как, возвращаясь домой среди ночи через бандитские кварталы, от страха втайне мечтал остаться на земле один. Пришло время расплаты. Смотри и мучайся от сознания собственной мерзости!

– Я не желаю ничего смотреть! – крикнул я, словно защищаясь, выставив перед собой ладонь.

– А придется, – удовлетворенно протянули лилипуты. И тут началось.

Я уже давно заметил, что до появления кинематографа писатели строили свои произведения совсем иначе, чем теперь. Потом голографические очки настолько усовершенствовали эффект присутствия зрителя в действии, что кино стало почти идентичным реальности. Компьютерные технологии смешали реальность обыденную с переживаниями из сновидений. Но то, что произошло со мной, было похоже на настоящее погружение в прожитое, в мое прошлое, в ожившую память многих людей, которых я никогда не знал или успел основательно забыть. Но над моим путешествием постоянно довлело чье-то чужое, недружелюбное присутствие.

В первом эпизоде я провалился в мозаику кадров собственного шестнадцатилетия. Я заново перепросматривал поблекшие картины минувшего, обретшие неожиданную остроту и яркость, испытывал прежние эмоции, участвовал в принятии мучительных решений, подавлении или активации волевых импульсов, словом, переживал тот день заново. И тем не менее продолжал видеть и хари лилипутов, и мрачный интерьер подземелья. Самое удивительное, что моя нервная система не испытывала при этом особых затруднений. Но постепенно я стал персонифицировать себя с тем, прежним Серегой Гордюковым, едущим в скором поезде покорять мир.

Заснеженные поля, лежащие за окнами тамбура, уступают место черным холмистым прогалинам. В эти места весна пришла раньше. Желтеют сосны, то и дело попадающиеся на пути следования. Мы уже два часа в пути.

Мы – это четверо друзей, толпящихся в тамбуре. Мимо пробегают какие-то хмурые постройки, незначительные поселения, где наш поезд не делает остановок. Все уже выкурили порядочное количество сигарет, однако, с чувством некой обреченности, мы распределяем между собой еще по одной. На стыках трясет особенно сильно. Пашка, щедро сдабривая речь ненормативной лексикой, высказывает вслух свое мнение о работниках железной дороги:

– На фига тогда места писать в билетах, если они все равно заняты!

– Это все проводники, – говорит Серега. – Тут же в глуши безвластие. Они подбирают на станциях «левых», сажают их, а тем, кто купил билеты в кассе, ничего не достается. И не докажешь.

– Когда рейсы сокращают, всегда так, – философски замечает Юрик.

– Ничего, станций через пять половина встанет, – обнадеживает Серега, – вот тогда надо быстренько садиться.

– А до этого что делать? – говорю я. – Я уже забодался тут. И вымазался весь.

– Не знаю.

Меня осеняет:

– Предлагаю продолжить праздник. Встретить шестнадцать лет в поезде – это круто!

«Заметь, это предложил ты! – строго сказал голос наблюдателя моего трансового путешествия. – Ты во всем виновен!» Я вздрогнул от неожиданности.

– Здесь пить? – Юрик морщится.

– Зачем тут? В вагоне-ресторане.

– Точно, – говорит Серега. – Там и места есть. Поедем, как белые люди.

Сопровождая поход колкими солеными шутками, компания отправляется в вагон-ресторан и занимает столик. Все довольны, только Юра, кажется, скрывает раздражение. Я вспоминаю, что вчера он и Серый, который приходится ему старшим братом, торжественно клялись друг другу завязать с алкоголем. Я благодарен ему за то, что он не высказывает свое недовольство вслух. Мне действительно хочется продолжить пирушку, прерванную родителями накануне. Они-то, бедняги, уверены, что мы едем устраиваться на работу, а нам охота просто попутешествовать. Только Сергей, он самый старший из нас, действительно нашел себе заработок в крупном городе.