Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– Про любовь и добродетель – это все чушь! – почти по слогам произнес карлик. Я заметил, что под стать моим спонтанным ассоциациям он и впрямь предстал теперь облаченным в мундир и кирзовые сапоги. – Сентиментальная чушь! – с ленинскими нотками добавил он, брызжа слюной.

Полковничья фуражка преобразилась вдруг в головной убор священника, мундир в мгновение ока стал иерейским одеянием – ризой, стихарем, епитрахилью.

– А я говорю – смерть есть избавление от зла! Смерть – это настоящий мессия. Жизнь есть непрерывное страдание, а страдание – зло. Следовательно, умирая, мы очищаемся от скверны, от многоликой скверны жизни.

Тон проповедника смягчился, но свои истины, утешительные, словно вбиваемые в шпалу железнодорожные костыли, он продолжал развивать:

– И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, – процитировал карлик Экклезиаста. – А блаженнее всех те, кто вовсе не существовал. Суета и томление духа! Но возвращается прах в землю, чем он и был.

Карлик молитвенно сложил ладони. Они были подозрительно волосаты. Объятия земли-матушки стали крепче.

– Договаривай, – с натугой подхватил я. – А дух возвратится к Богу, который дал его. И о жизни у того же автора есть более оптимистичные высказывания: все соделал Бог прекрасным в свое время и вложил мир в сердце человеков.

– Бог? – с привкусом цинизма уточнил карлик, облекаясь в судейскую мантию. – Не криви душой. Ты сам прекрасно знаешь, что тот, кого ты называешь Богом, – и есть главный преступник. Это он заварил эту кашу, он! По его вине свершаются все обманы, убийства, войны! Примеры? Пожалуйста. «Господь сказал Иисусу Навину: не бойся и не ужасайся; возьми с собою весь народ, способный к войне, и, встав, пойди к Гаю; вот, Я предаю в руки твои царя Гайского и народ его, город его и землю его; сделай с Гаем и царем его то же, что сделал ты с Иерихоном и царем его, только добычу его и скот его разделите себе». Доволен? Знаешь, что сделал Иисус Навин дальше? Как он по повелению своего Бога предавал заклятию все дышащее в городах? Молчишь?

– Я не знаю, кто диктовал это на ухо иудейскому жрецу, но меня древний племенной этос не слишком интересует. Зато я знаю, что сказал другой Иисус. «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими». И еще он говорил, что вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Так поступали и племена евреев, вторгаясь в Палестину. А пастырь добрый полагает жизнь свою за овец.

– Хватит, – прервал меня суровый судия. – Твой добрый пастырь придумал ад!

– Не знаю. Но в Евангелии от Иоанна ад ни разу не упоминается. Ведь он был простой рыбак. А Матфей, сборщик податей, козыряет адом направо и налево. Может, потому, что его ведомство просто привыкло мыслить категориями насилия? Тогда ад родился только в человеческой голове.

– А это, по-твоему, кто создал? – Карлик взмахнул руками, стены пали и перед моим взором предстало клубящееся огненное море.

– Это что, солнце? – робко предположил я.

– Геенна огненная. – смутился карлик, явно обескураженный моим настроем.

– Знаешь, к Христу у меня нет претензий. Я говорил о добром пастыре, так вот, он был в нашей, человеческой шкуре, прожил жизнь, никому не содеяв зла, и взошел на крест. Так что если он и проявляет жестокость, то равно и к себе. А мне нравятся одинаковые правила игры.

Мне все же удалось отделаться от разнузданной земли и привстать над разверзшимся слизистым зевом. Карлик отскочил.

– Устраивают правила игры? О чем ты? Тебе нравится быть потным вонючим животным, жрущим, жиреющим, испражняющимся? Выделяющим сопли и слюни? Испытывающим боль и страх, зимою недовольным холодом, а летом жарой? Этого барахла тебе надо с избытком? Этой жизни?

– Кроме соплей и слюней, у меня есть друзья и любимая и возможность заниматься тем, чем нравится, делать свое дело.

Карлик расхохотался:

– Ты убил друга, попавшего в беду, и бросил свою любимую, которая перестала быть для тебя привлекательной!

Молния прострелила мне мозг. Да, я сделал это. Впрочем, в том, что все это было на самом деле, я сомневался. Не знаю, может быть, в этот момент мои бастионы начали шататься, но я продолжал бороться уже просто из противности:

– Мне дали возможность жить, и я не променяю этот дар ни на какие пироги.

– И что толку? Все равно в итоге сдохнешь.

Меня наполнил какой-то радостный озноб, святая ярость.

– Не сдохну. Он обещал. Иисус воскрес, поэтому и я не сдохну!