Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

«Одного этого достаточно для пожизненного заключения в аду!» – хлестко бьет по нервам голос судьи. Я пытаюсь возразить, но меня снова окунают в прошлое, и мой протест захлебывается. Мощная струя встречного времени заглушает настоящее, и я снова перепросматриваю не очень приятный эпизод своей жизни. Кадры воспоминаний, словно мины, рвутся в мозге. Чужая память сливается с собственной.

Мне восемнадцать с половиной. Я на последнем курсе техникума. Ноябрь порывом ветра заметает в подъезд отсыревшие разноцветные листья. Я стою, опершись на перила, и отрешенно наблюдаю за огоньком сигареты. Лена, моя первая девушка, отвернувшись и сложив руки на груди, стоит двумя ступенями ниже. Она прикусила губу, в тусклом свете подъездной лампы на ее щеке сверкает крупная слезинка. Я испытываю к девушке жалость, смешанную с виной и странной брезгливостью. Она не знает причины перемены в моих чувствах, не подозревает, что я все ЗНАЮ, но я не собираюсь ничего объяснять ей. Это претит моей гордости. Да и какая теперь разница? Проще солгать.

– Ты все придумал. Не может человек так быстро меняться. Тебе точно кто-то что-то нарассказывал.

– Гм.

Кажется, она начинает понимать, что я не настроен обращать все в шутку.

– Значит, ты никогда меня не любил?

– Нет, – лгу я, уже начиная жалеть, что затеял эту сцену.

– Правда?

Я молчу.

– Даже в ту ночь на Дону?

– Угу.

Следует затянувшаяся пауза. С раскрасневшимся от гнева, совсем некрасивым лицом, она оборачивается, едва сдерживая готовое разразиться рыдание:

– Какой же ты козел, оказывается! Да дерьмо ты собачье, брехливое!

Лена выскакивает наружу, и шаги ее вскоре стихают. За порогом моросит дождь. В запоздалом порыве раскаяния я бросаюсь следом, но сразу передумываю.

«Так правильно, – успокаиваю я себя. – Дело сделано. Ничего, я и она это переживем».

Я выбрасываю окурок и иду доделывать курсовой. «За кадром» слышится убийственный хохот моих судей.

У Лены истерика. На автобусной остановке она с подругой трудится над бутылкой кагора. Подруга участливо поддакивает, но Лена начинает подозревать, что в ее бедах виновата именно ее склонность к сплетням. Лене неприятно здесь оставаться. Уже в изрядном подпитии, она прощается и уходит, лелея план мести. Снова начинается дождь. Лена стоит у придорожного кафе одна, без зонта. Судьба находит ее в виде подержанной иномарки. Лена с растущим опасением все же садится в машину.

Меня протаскивают сквозь сцену грязного и грубого секса. Я чувствую, что Лена на грани отчаяния и готова с криком о помощи выбираться из машины. «Я же сама этого хотела», – сдерживается она. За стеклами автомобиля идет дождь. Лена взирает на уличный фонарь, запрокинув голову за край сиденья. По ее лицу беззвучно бегут слезы.

Лена в постели с молодым мужчиной. Объятия, ласки, поцелуи. Жена мужчины в роддоме. Лена думает обо мне. Новый партнер – очередная «жертва» ее «мести». Впрочем, это уже не месть, а что-то привычное. Лена вдруг осознает, что ей почти все равно, с кем она.

Лена встречается со мной в коридоре техникума. Она смотрит с вызовом, полагая, что я должен испытывать раскаяние и запоздалую любовь, которую теперь она отвергнет. Но я занят уже совсем другими мыслями и проблемами, поэтому просто приветливо улыбаюсь. Я ничего не знаю о ее новой жизни. Моя реакция разочаровывает ее. Что ж, ей довольно и иллюзорного переживания мести. Она уже почти презирает себя за то, что когда-то могла быть влюблена в такого козла, как я.

Я в гостях у сокурсника. Он возбужден. Двери комнаты закрыты, чтобы «посторонние» родители не подслушивали. Он приглушенно, но с жаром доказывает:

– Да точно тебе говорю, это она меня заразила!

– Не может быть!

– Я после нее ни с кем не был.

– Ну и что? Это ничего не доказывает.

– Больше некому. С ней уже половина моих знакомых. Шлюха она.

Я обескуражен такими заявлениями. В груди что-то щемит. Однако мужская солидарность побеждает, и я сочувственно киваю. Недоверие отступает. Я чувствую облегчение оттого, что в свое время решил прекратить с Леной отношения.

– Хорошо хоть, я не влип, – говорю я.

Разгар семейной драмы. Молодой человек, которого я видел в постели с Леной, отрешенно выслушивает попреки разъяренной супруги. Она оскорблена в лучших чувствах. Кажется, я знаю их – это семья Кораблевых, с которыми дружит Юдин.

– У, какой ты подлец оказался, а! Пока я с сыном в больнице, а ты в это время в нашей постели с какими-то… барахтался! Знала бы, что ты такая тварь, ни за что бы за тебя не вышла, ни денег твоих не надо, ничего!