Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– У вас не получится шантажировать нас Таней, – сказал я. – Она на Земле, перенеслась в Явь с помощью Иггдрасиля.

– Наивные! После того, что вы тут своевольно наворотили, все регистрируемые перемещения контролируются лично теми, наверху. Не исключено, что теперь она у них. И теперь вы вряд ли увидитесь.

– Это ложь!

– Без комментариев. Заметьте, эту информацию я даю вам бесплатно. От щедрот моих. Мне с ней все равно делать нечего. Так же как и вам с амритой.

Я по-новому взглянул на сосуд, лежавший на ладони. Ведь верно, на что он мне? Он вовсе не воспрепятствовал мне превратиться в калеку, не сделал меня сильным, здоровым и уверенным в себе, не дал ответы на мучающие теперь с еще большей силой вопросы.

– Позволь спросить, демон, а на что она тебе нужна? Землю покорить?

Как и на «тыканье», «демон» не обиделся и вполне спокойно произнес:

– На кой мне ваша Явь? Клевещут завистники. Было бы бессмертие, а применение ему найдется. Ну что, лады?

Я колебался. Искушение было слишком велико. Не вязался облик профессора с демоническим существом, возжелавшим повоевать с людьми. А вот собственные перспективы на ближайшие часы, которые могут оказаться вообще последними, оч-чень волновали. Хотя с другой стороны. Внезапно оказалось, что мне, в общем-то, незачем бояться рассвета. Больше ничто не обладало мной, я ни за что не цеплялся, и свое собственное существование, внезапно, предстало для меня досадной проблемой, имеющей скорое и легкое разрешение. Я так отстраненно подумал об этом, что даже сам немного испугался. Неужто и инстинкт сохранения меня уже подводит? Эх. Но игра продолжается, ставки сделаны. Остается только доиграть последний акт и не навонять напоследок.

– Я тоже вступаю в ряды неверующих, – решился я. – Я тоже больше никому и ничему не верю, мне все надоело, мне ничего не надо. Единственное, что я еще хочу, – так это продолжить одну славную традицию, начало которой мы положили не так давно. Раз уж, несмотря ни на какие происки друзей, мы упорно отстаивали тут свою политику, я рискну принять еще одно самостоятельное решение, нравится оно кому-нибудь или нет.

Я вынул уцелевшими зубами затычку из тыквы и, подмигнув Сане, вылил остатки содержимого на землю.

– Будь что будет. Дойдем, не дойдем – какая разница. Я подумал, что раз вы не можете просто взять амриту, значит, вам это не позволено. Стало быть, не отдам ее и я. Придется вам дозревать в бога естественным путем.

Тыква полетела в кусты, а по телу профессора пробежала судорога. С холодной яростью он следил, как земля впитывает пролитую жидкость. Потом похлопал в ладоши и с обреченностью в голосе усмехнулся:

– Ну вы и идиоты. Или самоубийцы. К чему эта бессмысленная эскапада? Что вы доказали? Зато я склонен считать данный акт настоящим оскорблением. А потому – прощайте. Удачи не желаю.

Его одеяние, оказывается, имело капюшон. Это выяснилось в тот миг, когда он набросил его на голову, подскочил к мертвецу, перевернул его на спину и, зачерпнув рукой горсть пропитанного амритой грунта, стал разрисовывать на лбу покойного грязевые узоры. Из утробы Вритрина вырвались несколько монотонных зловещих звуков, после чего он нагнулся и поцеловал труп. Впрочем, как стало ясно позже, это был не акт некрофилии и не попытка сделать искусственное дыхание, а самый натуральный акт черной магии. Демон обернулся к нам. Под капюшоном уже не было видно лица, только клубок тумана, напоминающий студень медузы, просвеченный ультрафиолетом, да горящие угли желтых зрачков.

– А это мой прощальный сюрприз. На память. Прости, ученичок, но ты сделал выбор.

Он отвернулся, ветер качнул края капюшона, и мои глаза перестали различать очертания профессора, фигура которого еще миг назад восседала над трупом. Казалось, что он просто-напросто слился с тенями, растворился в темноте, исчезнув без следа. Саня присвистнул: да уж, если в Нави показывают фокусы, то только экстра-класса. И фокус, похоже, еще не закончился, так как мертвец пошевелился. Он подтянул свою выпростанную руку к груди и скрючил пальцы.

– Чтоб меня, – испуганно пробормотал Юдин. – Он из него зомби сделал!

Я, превозмогая боль, поднялся с колен и, обмотав обожженную ладонь лоскутом шкуры, зажал топор в кулаке. Живым не дамся. Я был почти согласен окончить свои дни от луча безжалостного солнца – красивая смерть. Но отправляться в небытие, унося в гаснущем сознании образ нежити страхолюдной, которая перегрызает тебе глотку, – это уж увольте.