– Я скотину выводил, загон ей городил. Да на овине надо снопы сушить, зима-то в срок придёт. Ей, болел ты, аль на печи лежал, всё одно, спуску не даст, – огрызнулся мужичок.
– Поехали прочь. Горю тут мы не поможем, – скомандовал Бакшеев. – Объедем кругом подалее. До княжича эту моровую хворь ещё допустить не хватало, он-то щедринами ещё не мечен. Сжечь бы избу эту зразную. Да уж дюже жалко деток безгрешных, оставим их на Божье соизволенье.
Пуская шагом коня, самый опытный удельный воитель повернулся ко мне и произнёс:
– Не винишь, что без твово соизволенья решил? Ежели повелишь – запалим избёнку никчёмную.
– Да ты что! Как можно даже помыслить о сием! – слова я выкрикнул с ноткой истеричности. Сама мысль, что от меня могли ждать такой команды, казалась чудовищной.
– Молитесь за князя углицкого Дмитрия, доброту его помните, – обратился рязанец к закаменевшим крестьянам.
– Постой, Афанасий сын Петров, – остановил я двинувшегося в объезд военного советника. – Неужели у нас в отряде никто оспой не болел, и мы не можем оказать помощь этим несчастным? Вон я вижу двоих рябых, пусть один останется.
– Царевич Дмитрий, сделай милость, передумай, – наклонившись ко мне с седла, тихо произнёс уездный окладчик. – Где ж это видано, чтоб дети боярские по родству от дедов и прадедов ходили за детёнышами смердов. У тебя даже конюхи по родству служат, а не по холопству. Умаленье чести в том служивым великое, да и не токмо на себя позор падёт, а на весь род, внукам и правнукам аукнется.
– Хорошо. Есть ли у кого отметины от оспяной болезни? – мне пришлось зайти с другой стороны.
– Ести, – раздался нестройный хор голосов, откликнулось более половины состава отряда.
– Лошаков, Иван, ты уже болел этой заразой? – на лице телохранителя следов особо не было видно.
– В отрочестве, а что до щербин, то тем борода и хороша, что под ней, рябой али нет, не видно, – хмыкнул дворянин.
– Готов мне послужить? Помочь болящим детям? – вопрос был серьёзный.
– Прости, княже Дмитрий, невместно мне сие, уволь от этой службы. Також у меня и свои детки есть, за этими пригляди, а потом ещё и седмицу к людям не езжай, моровый дух жди пока изыдет, – наотрез отказался Лошаков.
– Кто своей волей пойдёт на сие дело? – Красноречивым ответом была гробовая тишина.
– Яз сделаю, что потребно, – к моему немалому удивлению, вперёд выехал черкес.
Однако, приглядевшись к нему, я поумерил энтузиазм от нахождения добровольца. Юное лицо вызвавшегося было абсолютно чистым от всяких следов прошедшей болезни.
– Страдал ли ты от оспенного мора? – это следовало прояснить сразу.
– Нет, с детства на мне заклятие, охраняющее от этакой напасти. Нет тут опаски никакой! – Самоуверенность в жителе Западной Кабарды водилась потрясающая.
То, что Гушчепсе с лёгкостью верит во всё сверхъестественное, было ясно давно, но тут он явно перегнул палку. Дремучая вера в силу оберегов и амулетов дико коробила сидевшего внутри углицкого княжича дипломированного врача.
– Спасибо тебе, но нет. Наш уезд не твоя родина, здесь твоя колдовская защита может не сработать. Попытка мягко отказаться не удалась.
– Защитит. Все, кто пережил обряд, могут оспы не бояться. Она боится их, – упёрся верящий в свою магическую защиту язычник.
– Ты ошибаешься. Не существует чародейства, надёжно защищающего от заразных болезней. Это сказки, в которые верят доверчивые люди, – пытался я переубедить черкесского уорка.
– Князь назвал меня лжецом, – почему-то в третьем лице заговорил обо мне Гушчепсе. – Если б яз с ним был одной именитости и в одних летах, то нам следовало бы решить спор саблей. Аз готов ждать, пока мой род не назовут княжеским, а тот, кто напротив меня, не войдёт в зрелые года.
Черкес стал стягивать с себя выданную ему перед поездкой кольчугу, после задрал рубаху и стал тыкать пальцем в разные места своего тела.
– Узрите знаки от обряда, – произнёс он, демонстрируя крестообразные рубцы. – Кто и теперь мнит, будто я завираюсь, пусть выйдет на бой немедля.
– Не спорь, княжич Дмитрий, водится промеж горских людей эдакое чародейство, – подал совет Афанасий. – Как заболеет человек в их аулах оспой, тащат к нему младенцев. Режут малых и в раны втирают гноище из язв болезного, а опосля тех крох выхаживают бабкитравницы знающие.
Поразительно, похоже, этот обряд есть какаято предтеча вакцинации. Никогда о таком обычае не слышал, в голову закралась мысль: может, я не один неведомой силой переселённый сюда в чужое тело?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу