Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

– Нет, надо совсем прекратить, – ханжой и трезвенником я себя не считал, но и этот притон терпеть не собирался.

– Хм, а казна? – задал риторический вопрос казначей. – Пьянчуги всё одно, где бы то ни было, а пропьются, а нам потеря немалая.

Вопрос денег стоял остро, и на совете с Бакшеевым и Тучковым решили совершить постепенный объезд удела для поиска новых источников доходов.

В поход собралось, вместе с княжичем, четырнадцать человек. Ждан настаивал на большем эскорте, Афанасий считал, что многочисленный отряд вызовет разорение округи, через которую придется ехать.

– Корма на столько воев токмо в большом селе взять можно, а таковые почитай все монастырские, туда самовольный въезд не дозволяется, – размышлял вслух рязанец. – Мы, конечно, припасы-то стребуем, но ведь изветы старцы на Москву отошлют, отписывайся опосля.

– Удельная казна должна оплачивать продовольствие и фураж, – я не видел никакого прибытка в экономии копеек на и так весьма небогатых крестьянах.

– Что ж, попробуем оплатно брать, как уставами велено, – согласился Бакшеев. – Как бы чёрный люд во вкус не вошёл, воев-то на харчах обдирать.

– Разве дворянам платить за товар уже стало не надобно? – взгляды нашего окладчика на отношение к сельскому населению мне не нравились.

– Обычаем, конечно, оплата потребна, токмо постой воям свободный должон быть. Но ежели каждый служилый, что на рать идёт аль по делу государеву, за всё серебро отдавать станет, то через пяток лет и некому будет сии дела справлять, – отступать от своего мнения Афанасий не собирался.

– Крестьянам тоже разорения не надо творить, – тут мне отступаться не следовало.

– Мы ж совесть имеем, – обиделся рязанский ветеран. – Это злые люди у пахаря всё до последнего зерна выметут, скотину на похлёбку сведут, да ещё и половину избы иссекут на дрова. Яз никогда лишка не брал, да и остатнего тож, а бывало, ежели добыча хороша, то и одаривал за приют.

– Ты придёшь – заберёшь, другой за тобой покормится, и нет у крестьянина хозяйства, – спорить я решил до последнего.

– Ранее, когда до Москвы ходили, ты, княже Дмитрий, откуда кура в ухе, не спрашивал, – покачал головой Бакшеев. – Исстари так повелось, вои землю боронят, пахари её орют, каждому своё тягло.

– При таком снабжении полков припасами у дороги земледельцу трудно прожить, – удалось мне подыскать новый аргумент.

– Так особо и не селятся. Иль ты в пути до стольного града по сторонам не смотрел? Обыкновенных деревенек мало, всё более сельца изрядные, и те за монастырём аль думным чином живут, для береженья от разора. Чёрный люд от торных дорог бежит. Аль никогда поговорок не слыхивал, мол, жить на тору – каждый день на бою, – на всё у Афанасия находились отговорки.

– Непросто тут новые дороги построить будет, – от такого взгляда на пути сообщения меня хватила оторопь.

– Удумал выстроить, что ль? – понимающе усмехнулся мой эксперт по военному делу. – Дело сие тяжкое, один строит – двое караулят, да и чёрные людишки озлобятся. Опять же присказка есть таковая, что дороженьки не тори – худой славы не клади.

Этими прибаутками изрядно притормозились мои фантазии на тему постройки шоссе по типу древнеримских виа, которые я раньше видел на экскурсиях в иномирном прошлом.

Перед самым выездом Габсамит упросил командующего маленьким отрядом Бакшеева взять в поездку его сводного брата с кунаком.

– Надо бы дать мурзёнку весть до дому послать, – вспомнил об очередной проблеме старый воин. – Уже месяц требует того. Да к тому же выкуп лишним не будет, при наших-то растратах.

– Рано, подождём, – объяснять, что из пленных я намеревался вызнать поболее информации об окружавшем меня мире, не хотелось. – Пусть поживут ещё в Угличе под охраной, тут они хоть бед не натворят.

– Пущай, коли так, – нашёл в таком решении резон командир нашей ревизионной экспедиции.

Осмотр сельских поселений, лежащих более чем в пяти верстах от города, на правобережье Волги, оставил двойственные впечатления. Избы были маленькие, приземистые, топящиеся по-чёрному, с хлевом прямо за стеной жилого помещения. Однако скота водилось немало, лошадей и коров до пятисеми голов на двор, мелкой же скотины – овец, коз и свиней иногда и более двадцати. Правда, выглядела эта живность странно мелкой, казалось, её специально недокармливают. Крестьяне забитыми тоже не выглядели, на удивление ждущего беспросветной нищеты перерожденца. В лаптях ходили дети и женщины, на взрослых мужчинах они встречались редко, большинство были обуты в поршни – намотанную вокруг ноги и обвязанную ремнём кожу. Верхнюю одежду носили сшитую не только из серого домотканого холста, но и выбеленную и даже крашенную в разные цвета.