Не постеснялся ведь свежеиспеченный генерал-лейтенант сказать товарищу Сталину, что летчики гибнут от того, «что их заставляют летать на гробах», а совсем не от невероятного раздолбайства в войсках и плохой летной подготовки, за которую он как начальник Главного управления ВВС и заместитель наркома обороны по авиации тоже был в ответе. И подобный финт он выкинул даже при том, что его зам, начальник штаба ВВС Смушкевич [70], сам признавал, что пробелы в подготовке личного состава очень серьезные. Интересно, что усатый вождь подобный оппортунизм своего фаворита стерпел, а на кичу Рычагов загремел лишь после знаменитого в узких кругах пролета немецкого транспортника, на сорок лет опередившего соответствующий финт Матиаса Руста [71]. Но если восемнадцатилетний спортсмен-приколист летел на крошечной «Сессне», размерами едва превосходившей маршрутку, то здесь Гансы приперлись на девятнадцатиметровой «Тетушке Ю» [72]. Конечно, можно сделать скидку на несовершенство средств обнаружения, однако если Руст прокрался над дикими лесами Эстонии и Новгородчины и был все-таки обнаружен, а до Красной площади добрался только по причине отсутствия у пэвэошников приказа сбить его, то 15 мая сорок первого немцы не скромничали, а двинули по кратчайшему стратегическому, можно сказать, маршруту Белосток – Минск – Смоленск – Москва. Вот такие пироги.
И репрессии тут ни при чем. Смешно, но отхвативший в свое время Славка Трошин мне как-то по секрету поведал, что, мол, правильно его с командной должности поперли. Так и сказал: «Я иной раз так за воротник закладывал, что в прямом смысле себя не помнил. А у меня под командой четыре гаубицы по шесть дюймов каждая. Прикинь, если бы я при постановке задачи не то сказанул? То-то же!»
А потом и Мишка Соколов кое-чего порассказал. Он ведь у нас «отличник боевой и политической», к тому же мехвод не из последних, вот его по весне на освоение новой техники послали, в 6-й мехкорпус, как раз получивший новейшие Т-34. Почти до самого начала войны он так прокуковал в 4-й танковой дивизии, что стояла в Белостоке, а в родную часть уехал в начале июня. Я так думаю, что, задержись он еще хотя бы на пару недель, и в лагере мы бы не встретились. Но это уже больше к разделу «Случайности на войне» относится. А от «баек» нашего танкиста волосы дыбом вставали!
Для начала дивизию, в которой он квалификацию свою повышал, создали на базе танковой бригады, причем существовавшие в ней танковые батальоны раздербанили аж по четырем дивизиям, причем в «материнской», 4-й, оставили лишь один. Затем к этому внезапно распухшему батальону докинули «варягов» – танкистов из других бригад, пехотинцев сразу из четырех стрелковых дивизий, сверху посыпали всякими частями обеспечения и обозвали это смешное блюдо танковой дивизией. А поскольку тяжелой танковой бригаде, на базе которой все это создавалось, свои артиллерия и мотопехота по штату не полагались, то от щедрот их подкинули из 29-й стрелковой дивизии. Соответственно, уже пятой по счету. О какой слаженности может идти речь, если офицеры едва-едва друг друга в лицо на второй месяц узнавать стали? Да и дальше было все не менее весело – поскольку получившееся образование по численности личного состава до штата все равно не дотягивало, умные головы в штабе округа собрали по горсточке во всех частях округа бойцов и в приказном порядке отправили к новому месту службы. Я, когда попробовал поставить себя на место командира дивизии генерал-майора Потатурчева, чуть не рехнулся. Впрочем, поскольку фамилия показалась мне знакомой, чуть позже я напряг память и вспомнил, где читал о данном военачальнике. Занятную компиляцию из воспоминаний немецких вояк, собранную и обработанную историком Карелом или Карелем (наши переводчики так и не смогли в свое время договориться, как его называть), я перечитывал несколько раз. И в ней как раз этому генералу места посвящено было едва ли не больше, чем Сталину и Жукову, вместе взятым. Во-первых, он был первым нашим генералом, попавшим в плен к немцам, а во-вторых, на допросах он пел, что твой соловей, без малейшей утайки вываливая на изумленных «дойче офицерен» совершенно секретную информацию. После войны был освобожден, но фильтр не прошел и умер в тюрьме. Карель еще долго распинался в своей книжке про то, что, мол, у большевиков нет никакого понятия об офицерской чести, а вот настоящий военный прусской школы молчал бы как рыба об лед. Насчет генералов немецких не знаю, допрашивать еще ни разу не приходилось, а остальные поют – только в путь! Даже шибко идейные эсэсовцы при должном подходе в Пласидо Доминго превращаются.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу