Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1

Зал очнулся.

– Хочешь сказать, если бы поэт волочился за женой Багратиона, мы не знали бы и его? – голос с галерки заставил всех обернуться.

– Именно. Пушкин устраивал большевиков неизмеримо больше графов и князей, среди которых были достойнейшие люди России. Иначе, в их теории произошла бы нестыковка. Не останься в Ялте дворца графа Воронцова, о нем бы вообще никто не вспомнил. Такие уж мы ничтожества. Если поднимаем, так до небес, но топя и забывая правду. Как и между собой, и сегодня, – он оглядел аудиторию. – А потому… всё, что нам выпало… и выпадает – поделом.

Наверху зашептались.

– Займу еще минуту, – Андрей достал из кармана лист. – У Бенкендорфа, шефа жандармов, которого оболгали большевики, было около пяти тысяч агентов. Во всей империи… со всеми тайными и прочими. – Он поднял глаза. – А Пестель – идеолог декабристов – планировал сто двенадцать тысяч. Весь Кавказ хотел переселить в Сибирь, царскую семью вырезать «под корень», до последних троюродных племянников. Куда до него Сталину! Но на допросе выдал больше всех. Несостоявшийся палач, не выжил. Попытка зла удалась только через сто лет.

Реакции не было.

– А вот боевой генерал от кавалерии Васильчиков герой «Бородина», так же оклеветанный и забытый большевиками, и тогда решительно защитил Россию, спас ее от «декабристов» и катастрофы. Ведь государь сомневался – применять ли силу.

– За противление злу насилием?., что ли?!.. – раздался возглас.

– В точку! Надо, надо идти на баррикады и митинги супостатов. Крушить их. Сейчас они уже не красные, а разноцветные. Сбивают с толку колоритом. Таким же лживым, как идеи учителей.

– Так вывод-то?! Какой вывод?

– Простой. Если негодяй и подонок захватывает власть – получаются «Гитлеры» и «Сталины». Их бесчеловечность становится видна всем и без «Пушкиных» – из инструмента – самой власти. Когда иссякнет возможность скрывать. Если же человек со всеми комплексами и недостатками, недугами и червоточинами духа становится поэтом, художником – они выливаются на страницы, картины, труды. Что гораздо хуже, потому как власть – преходяща, а последние – на века. Как и человек. Он остается прежним, собой перед грядущим. Кем бы мы его не объявили. Но увидеть это «прежнее» мы стыдимся. За редким исключением. Поражает общая доверчивость к навязанному. Особое отношение к их мнению. Прощение всего ради «величия» наследия. Хотя никакой «особости» в них нет. Как и у каждого. Оно ошибочно. История не знакома ни с одной исключительной «особью» среди нас. Она знает лишь претензии! Вот им-то – нет числа! Ну, еще нашим уверениям в чьей-то исключительности… Поразительное упорство в самоунижении. И завидное постоянство. Если властитель дум сказал: «Это плохо, а то – нет» – верим, пока не узнаем, что философия братоубийственна. А если поэт – пока кто-то не откроет глаза. И никакое «учитывание» заслуг не может быть оправданием! Если его нет для простого смертного. Потому что не может быть никакой привилегии, ни у какой биографии, ни у чьей роли, или места в истории. А памятник – всего лишь мертвый камень. И холодный. Мы, – он рукой обвел зал, – точно не хуже! Если – поэт, значит, чего-то другого не делал. Например, землю не пахал. Я не вижу большей заслуги писателя перед планетой, чем у пахаря, который его кормит. Потому как заслуга та не в труде над страницами, или на земле. А в труде над собой, в чем Александр Сергеевич – явный аутсайдер. Да уж прямо скажем… неудачник. Как, впрочем, и тысячи его собратьев, что на устах миллионов. Вот и всё.

– Значит, все-таки протест? – профессор с любопытством подался вперед, переводя взгляд с аудитории на Андрея и обратно.

Студенты насторожились.

– Смотря какой и кого. Вон, Бертран Рассел – потомственный английский аристократ, лорд, Кембридж, математик и философ, пацифист двадцатого века – постоянно сидел за взгляды. Англичане ох как не любят это вспоминать! В шестьдесят первом за то, что устроил митинг в годовщину Хиросимы – посадили в очередной раз. Одну из своих книг продавал за шиллинг! Безупречное отношение к деньгам. Ему важно было другое – мысль должна была дойти до каждого на земле! Мир перевернется, если дойдет до каждого! Но… был атеистом, и финал печален – в конце жизни «ухнулся» в свободу половых отношений для каждого из супругов. Годы протеста против ядерного оружия, работы до самоотречения, оказались прожитыми зря. Умнейший, образованнейший человек, в чьем желании помочь людям, миру, нет никаких сомнений, стоит у истоков движения, которое через ребенка из «пробирки», через суррогатное и черт знает какое еще в будущем материнство, приведет к чудовищной катастрофе. Перед которой все ядерные бомбы отнесут ко временам «господства» морали. Так определят последователи «новый» путь! Рассел не пришел к «озарению» Пушкина, которое прощает тому всё: «Среди детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он». Понимаете, всё! Ведь это Эверест «человеческого» не только в поэте, но и в каждом! Заметьте, как только атеист – в конституции морали появляются сноски! Да что Рассел! Сколько «мелочи» суетится на том пути от «оранжевых», «болотных» и прочих… с феминистками!.. куда ж без них!.. – до уродов покрупнее, значительнее и нахрапистее. Правда, финал у всех один, – Андрей обвел глазами зал. – Кого-то успокаивает?