Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1

Впрочем, возвращался «оттуда» их любимец тоже легко.

– Скажите, Андрей Андреевич, – парень из третьего ряда поднял руку, нарушая тишину, – вы вот о славе говорили. О примазавшихся. Ну, что они к литературе, искусству никакого отношения не имеют. А корни явления… вы не закончили… где они? У человека? У общества? Откуда?

– Ну, во-первых, это технология не литературная, а политическая, – преподаватель отбросил волосы назад. Он снова был здесь. – И возникла с признанием кого-то из племени первым. То есть признанием власти! Так что власть и слава – две сестры, и в этом легко убедиться – следствие обстоятельств, а не прихоть человека. В их получении «тогда» не было зла. Другое дело, для чего даны ему такие обстоятельства? Ведь кто-то их определил? Надеюсь, понимаете, что не природа сама по себе? Так вот… здесь можно предположить, что слава, власть, успех – даны человеку как объекты борьбы с негативными последствиями их обладания. Самим обладанием! Запомните! Негатив – в нем! Позитив – в борьбе с ним! А не в существовании власти. И воля дана нам как инструмент такой борьбы. Борьбы за улучшения невидимой части себя. Но часть эта была невидима до появления веры, которая принесла определения добру и злу. То есть закон. До того злоупотребления властью не были преступлением. Ибо преступление – это «переступление», шаг через закон – некие нравственные постулаты. Христиане называют их заповедями, но такой свод можно было назвать как угодно.

– А почему вы считаете, что определение добру и злу принесла вера? – раздался снова тот же голос. – Разве до этого человек не испытывал радости, скажем, от рождения ребенка и боли, от смерти других близких? Или когда отнимали кусок мяса, разве он не понимал, что это плохо? А если давали – хорошо? Рождалась благодарность – то же ведь добро.

– А вы считаете давать кусок мяса – хорошо? В любом случае?

– Конечно. Получать необходимое…

– Тогда вы затронули интереснейший вопрос. Значит, два куска – удвоенное добро, следуя логике?

– Ну, пожалуй, большее…

– Тогда пятый кусок, шестая пара обуви и седьмое платье сделают чудо? Ваше понимание добра утроится, учетверится? И вы станете его олицетворением… с получением всего этого?

– Ну… – студент смутился, – наверное, не совсем так… какая-то закавыка в этом есть…

– Закавыка в вас. Не вам оно добавляется, а тому, кто дает. И не просто дает – в этом случае ничего не меняется, а делится. По крайней мере, должно добавляться, по вашей логике. Однако можно отдавать и чужое, присвоенное, или просто чего много. Но много – тоже и всегда – присвоенное. Ведь и племя, при удачной охоте, делило мясо не поровну, а по чину. Значит, кто-то уже тогда присваивал чужое. Чуть-чуть брал больше. А потом и на охоту уже не ходил – других посылал. Но мясо получал по-прежнему больше и уже намного. За тот излишек нанимал людей, которые заставляли других работать и делиться уже не только мясом, но и зерном, одеждой. А через пару тысяч лет «присвоивший» назвал это заработком. Ну, просто назвал, ведь про первый кусок уже не помнили. Ну, неудобно называть «отнятым», «краденным». И «заработок» такой может расти до бесконечности. Предела жадности нет, – он с любопытством посмотрел на зал. – А здесь какая закавыка? Всё «о-кей» в таких отношениях? Или они добавляют уже зла в отношения?

– Ну, когда слишком много… вызывает неприязнь.

– Да зависть! Говори прямо! Чего ж непонятного?! – раздались голоса.

Андрей удовлетворенно улыбнулся.

– Давайте забудем слово «зависть» и остановимся на «неприязни». В конце концов, многие не ведутся на завистливость. Согласитесь, не все среди нас такие уж «каки».

Студенты зашумели, настроение снова у всех поднялось.

– Так вот неприязнь рождает то самое чувство, которое испытывал первый обделенный мясом. Отняли, украли. И это воспоминание о краденом вначале, которое дремало и вдруг проснулось, – он и назовет несправедливостью. А присвоивший – заработанным. Вся остальная история мира – это отстаивание каждым своей точки зрения. Драка.

Он снова помолчал.

– Что до веры… которая и принесла определение «добру»… вот «не убий»…

Зал насторожился.

– Многие века дохристианской истории люди убивали себе подобных, считая это добром. Путали. У древних Кельтов вместе с умершим хозяином сжигали и его домочадцев. Германцы убивали сородичей ради лучшего урожая или победы в бою. И даже римляне времен республики занимались этим… уж не говорю об индейских культурах Америки. И только заповеди определили границу, переступать которую запретно. Так появилось определение добру и злу, а принесла его – вера. Как видите, совсем недавно. Но все думают, что так было всегда.