Андрей Колганов - Жернова истории 3

Домашний телефон и я тоже не знал, а вот служебный с готовностью продиктовал своему тестю, под обещание, что он завтра же с утра непременно свяжется с Григорием Яковлевичем:

— Хотя у нас чинопочитание уже глубокие корни пустило, но не думаю, что Сокольников от своего боевого товарища по гражданской отвернется, — втолковываю ему. — Тем более, что вы у него отнюдь не рядовым служили.

Долго ли, коротко ли, но на третий день Михаил Евграфович все же созвонился с наркомом финансов и уговорил его принять меня для приватной беседы.

В назначенное время подъезжаю к Сокольникову домой. На звонок дверь открывает изумительно красивая молоденькая еврейка. Так-так, значит, наш нарком уже успел жениться третий раз. И новую жену его зовут…

— Здравствуйте, Галина!

— Мы, кажется, незнакомы? — без тени смущения или кокетства, но с очень серьезным выражением на лице спрашивает она.

— Я-то с вами точно знаком, но до сих пор, увы, лишь заочно, — делаю намек на комплимент, а затем поясняю:

— Григорий Яковлевич любезно пригласил меня встретиться.

— Гаря! Это к тебе пришли! — кричит Серебрякова, повернув голову так, чтобы ее голос долетел вглубь апартаментов. И, обращаясь снова ко мне:

— Проходите, пожалуйста.

Разговор, как я и опасался, не заладился с самого начала. Едва я успел заявить, что опасаюсь нежелательных для Сокольникова последствий выступления вместе с оппозицией, как он резко прервал меня:

— Кто вас подослал? Куйбышев? Сталин? Так скажите им, что я своими политическими убеждениями не торгую!

— Конечно, не торгуешь! Ты их просто разбазариваешь! — от злости на себя и на упертого наркома перехожу на "ты" и на повышенный тон. — Ради сомнительного удовольствия публично облаять лично тебе неприятных людей ставишь под удар все, что было сделано тобой самим в ходе денежной реформы! Выскажу, значит, все, что думаю, а там – хоть трава не расти! Пусть горят синим пламенем и сбалансированный бюджет, и устойчивый рубль! Так, что ли?! — чтобы не сорваться на крик, шиплю, как рассерженный кот.

Скольников немного опешил от такого напора и вслед за мной также перешел на "ты":

— Так чего ты от меня хочешь? Чтобы я сапоги этой братии лизал?

— Я хочу лишь одного – чтобы ты, как цербер, стерег устойчивость рубля и бездефицитность бюджета! — четко, размеренно, чуть не по слогам рублю эту фразу. — Настают такие времена, что ведомственный напор на бюджет возрастет стократ. Все будут требовать денег на индустриализацию – Сталин, Троцкий, Дзержинский, Пятаков, — и я вместе с ними, — Рудзутак, Фрунзе… А ты стой, как стена! Иначе рухнет наша финансовая система…

— Вот именно! — горячится Сокольников. — Эти деятели манкируют элементарнейшими правилами ведения финансового хозяйства. А ты хочешь, чтобы я их оставил в покое. Если съезд их не остановит…

— Съезд их не остановит! — перебиваю его, не заботясь об элементарных правилах вежливости. — Больше того, даже если, паче чаяния, победит Зиновьев, он точно также побежит запускать печатный станок, чтобы гасить пожар экономических проблем ассигнациями! Или вы его настолько плохо знаете? — пытаюсь сбавить тон и перехожу на "вы".

— Знаете что, — Григорий Яковлевич тоже вернулся к обращению на "вы", — в своих отношениях с Зиновьевым я как-нибудь разберусь сам!

— "Как-нибудь" может слишком дорого стоить. И не только лично вам, — вот ведь, и этот упрямый, как карабахский ишак. Знает же прекрасно про злопамятность Сталина, и все равно лезет подставлять голову. Черт с ней, с его головой, в конце концов, но дело же пострадает!

— Довольно! Я вас выслушал, как и обещал. А теперь – всего хорошего! — не дал мне развивать аргументы нарком.

Да, как и ожидалось – дипломат из меня не вышел.

Декабрь принес немало отличий от известного мне хода истории. Во-первых, съезд собирается все-таки в Ленинграде. Переноса заседаний в Москву, как в моем времени, не произошло. И это меня тревожило. Неужели оппозиция набрала столь большой вес? Во-вторых, не было известного мне выступления Московской парторганизации накануне съезда против позиции, занятой ленинградцами. В-третьих, изменилась повестка дня съезда. С докладом о задачах хозяйственного строительства выступал, как то и было, Каменев. А вот с отчетным докладом ЦК – Рыков. Что же, Сталин в кусты решил податься? Не похоже. Но как же тогда это понимать?

Отзвуки полемики с группой Каменева-Зиновьева донеслись и до нашего наркомата. Сгоряча на партсобрании ввязался в дискуссию – больно злой был после своих неудачных дипломатических маневров – и на тебе, поплатился избранием делегатом на партконференцию Бауманского района. А там мало, что выбрали делегатом на Московскую губпартконференцию, так еще и членом райкома избрали! Хорошо хоть, что на губернской конференции РКП(б) ни делегатом на съезд не послали, ни в губком не выбрали. Но гостевым билетом на съезд я обзавелся: не лишне будет взглянуть на это представление своими глазами.