Андрей Колганов - Байконур

Стадо в миллион сайгаков медленно ползло через железную дорогу – как раз в том месте, где еще утром стояла космическая ракета.

Майор Виктор Семенович Новицкий садился на свое место в мотовозе. Так на Байконуре называли локомотив, который вез офицеров до места работы и обратно домой. «Площадки» – так все звали космические старты – находились в нескольких десятков километров от Ленинска: городка, где жили их семьи.

Сентябрь 1992 года выдался жаркий. Мотовоз простоял под солнцем весь день и буквально раскалился. Дотронешься до любого металла – и обожжешься.

Офицеры сели в плацкартном вагоне каждый на своем месте. Мотовоз обычно был с купейными вагонами, и даже иногда пригоняли "самолетный" вариант. Но самый поздний состав шел с плацкартой.

Играть в домино пока было нельзя. Казалось, воздух сейчас загорится. Все молчали и смотрели на проплывающую степь.

А степь горела вечерним закатом. Почти сразу за монтажно-испытательными комплексами, как только отъехали в пустыню, они увидели сайгаков. Большое стадо как будто парило над песком. Сейчас в этом месте шла миграция этих смешных животных – в пустыню Кызылкумы проходили несколько миллионов сайгаков. Верблюжьи колючки еще долго катились им вслед – как будто в арт-хаусном кино. Офицеры молча наблюдали за стадом, но никто не проронил ни слова. Никаких сил на слова уже не осталось.

Виктор Семенович думал о сыне Славке. 14 лет. Круглый отличник. Занимался и плаванием, и каратэ, и баскетболом. И все вроде бы у них хорошо. Но год назад, как только он неожиданно вырос на две головы, между ними что-то лопнуло и потерялось. Что-то очень важное. Самое важное.

– Да Славка меня и не видит, – размышлял офицер. – Все выходные я в нарядах, особенно сейчас, перед запуском. Встаю, сын еще спит. Приезжаю, он уже спит. Или уроки делает.

Отец вспомнил, как забирал Славку год назад от бабушек из Сибири. Их дорога на поездах занимала пятеро суток. На последнем этапе от Арыси до Тюра-Тама еле сели в ташкентский поезд. Проводник взял 20 рублей и уступил на ночь верхнюю полку в своем купе.

Дико хотелось спать. Они легли валетом. Виктор Семенович приобнял Славкины ноги – чтобы втиснуться на этой полке. И неожиданно вспомнил, как они крепко дружили еще совсем недавно. Как постоянно разговаривали, делали вместе уроки, даже пару раз бегали по утрам… Тогда он вновь до боли почувствовал, что этот нескладный подросток – его единственный сын. Тот самый, который в детстве больше любил его сказки на ночь, чем мамины.

Особенно про Голубой Вертолетик. Это была история без начала и конца. Голубой Вертолетик встречался со своими друзьями-самолетами, выполнял важные задания, часто летал на войну… Славка всегда слушал эти истории как завороженный. И всегда сладко засыпал. Что же случилось теперь?

– Семеныч, на рыбалку поедем? – неожиданно спросил Вася Моторов, его давний товарищ, еще с московской академии. Его место было напротив, и по дороге домой он обычно спал.

– К деду Кайрату? Я ему фонарик новый обещал.

– Давай на выходные. Проверка как раз уедет в пятницу. Думаю, нас отпустят. Это сколько времени мы уже без нормального отдыха? Четвертый месяц.

Новицкий и Моторов отвечали за самое опасное на старте – заправка топлива. Сотни тонн водорода приходили на старт в железнодорожных цистернах. Чтобы перегнать водород, использовалась сложная система, в которой электричество было исключено. Любая искра разворотила бы всю площадку. Поэтому водород перегоняли по принципу сообщающихся сосудов.

Быть заправщиком из бывших слушателей московской академии никто не хотел. Это был отряд самоубийц. Жить и работать над миной. Причем, предохранитель у которой уже отпущен. А они согласились. И теперь готовились к очередному старту ракеты. Он ведь обязательно должен еще случиться. Иначе – зачем они сейчас сидят в этом мотовозе, где даже при всех открытых окнах нет ни капли кислорода?

Мотовоз подошел к конечной стоянке: она была практически в самом центре города. Новицкий перелез через высокие водопроводные трубы, и быстрым шагом направился в сторону Даманского. Так назывался их район.

Славик не знал, как жить дальше. Он не мог выйти на улицу уже третий день. Все казалось просто: открыть дверь, спуститься с пятого этажа, выйти во двор… Он здесь вырос и знал каждую трещину в асфальтовых дорожках.