Андрей Колганов - Жернова истории 3

— Так что же, что рубль? Новые-то купить рублей в двенадцать станет, если не все пятнадцать, — странно он как-то судит. Рубль пожалеть, а еще довольно крепкие штиблеты выкинуть?

В ответ Сергей разразился целой лекцией о том, как в Москве сэкономить на починке обуви:

— Надо не в сапожную мастерскую идти, а к подбойщикам – как раз на Сухаревку от нас ближе всего будет. Место они себе там, совсем рядом, в Анановском переулке присмотрели. В мастерской-то что: там сапожник сидит, который за патент платит, да аренду за помещение вносит, вот и берет дороже. А холодные сапожники прямо на улице работают и без всякого патента. Подложат под зад ящик с гвоздями, кожей, да дратвой, ведьму меж колен примостят, молоток в руки, — вот и вся их мастерская…

— А чего ты этих сапожников холодными кличешь? — интересно же, откуда такое прозвище. — И что это еще за ведьма такая?

В глазах Илюхова мелькнули веселые искорки. Ну, у него и начальник, — будто дите малое, таких простых вещей не знает! И он принялся растолковывать мне, непутевому:

— Холодными их оттого кличут, что клей сапожный они на огне не варят. Игла с дратвой, да молоток с гвоздями – вот такая у них технология, — щегольнул помощник ученым словечком, скорее всего, от меня и подхваченным. — А ведьма – это же лапа сапожная такое прозвание средь них имеет. И возьмут они с вас, — продолжал наставлять он, — ну, самое большее, если полтину за пару, а то и меньше, если там работа простая. Это же, считай, вдвое экономия выходит, а то и сверх того!

Зараженный меркантилизмом Илюхова, преподнесенным с таким энтузиазмом, что было трудно не увлечься, решаю провести ревизию имеющейся дома обуви, чтобы разом отнести все, нуждающееся в починке, на Сухаревку. Благо, туда с нашей работы действительно просто добираться. Проехать на трамвае или пешком пройтись до Лубянской площади, а оттуда "десяткой" прямо до Анановского переулка.

Обуви набрался целый мешок: кроме моих полуботинок и зимних ботинок, починки требовали еще и две пары туфель Лиды, а так же ботинки Михаила Евграфовича. После работы прошелся до Лубянки, кое-как втиснулся в трамвай, и, доехав до нужной остановки, вместе с большой толпой пассажиров вывалился наружу.

Ба, да место-то хорошо знакомое! По прошлой жизни… Вот стоит, глядя на Сухаревку своим изукрашенным изразцами фасадом, большой доходный дом, построенный дочерью банкира Ананова (по имени которого и называется переулок) Еленой Миансаровой. В подвальчике этого дома во времена, ставшие для меня теперь недоступными, располагался ирландский паб «Бундок», где не раз приходилось бывать на дружеских посиделках… Тяжко вздохнув, по своей неистребимой привычке, возвращаюсь к делам насущным и сворачиваю за угол, в переулок.

Сапожник нашелся почти сразу. Разговор оказался недолгим. Выслушав мои пожелания и повертев в руках обувь, мужичок вынес свой приговор:

— Два целковых за все. Ждать будете?

— Нет, несподручно, — отрицательно мотаю головой.

— Тогда до завтра оставляйте, — мужичок чуть наклонился, чтобы опустить мешочек с обувью на мостовую рядом с собой, издав при этом короткий сдавленный стон и непроизвольно потерев рукой поясницу.

— Болит? — сочувственно спрашиваю его.

— Прострел, — пробормотал сапожник, — замучил проклятый. Видать, на ветерке прохватило.

— Кого спросить-то завтра? — интересуюсь на всякий случай.

— Михаил Порфирьевич я, — степенно отвечает мастер.

На следующий день, проехав до Анановского переулка, знакомого сапожника на месте не обнаруживаю. Попытка выяснить, где можно отыскать Михаила Порфирьевича, натолкнулась на встречный вопрос, который задал мне подросток лет двенадцати:

— А зачем вам?

— Так заказ я ему оставлял.

— А-а! Ну, тогда пойдемте со мной. Тятька приболел, дома отлеживается. Тут недалече, в Селивёрстовом переулке, угол снимаем.

— Семья-то большая? — спрашиваю через минуту. Так, чтобы поддержать разговор и не идти молча.

— Да какое там, — машет рукой паренек. — Тятька, да я.

— А остальные?

— Мамка со старшими братьями в деревне, под Боровском. Лошадь у нас пять лет уже, как пала, все батрачить приходится. Вот тятька с той поры в Москву, в сапожники, и подался. Ну, и меня к ремеслу приучает, — рассказывал малец, топая босыми ногами по мостовой.

"Сапожник без сапог? — отметил я про себя. — Не зря, видать, эта поговорка появилась". Вскоре я убедился – насколько не зря.

Приближаясь к дому, интересуюсь: