Юля Лемеш - Дверь

– Постой. Смотри что творится, – заинтересованность Тоника граничила с сумасшествием.

Топь сдвинулась к центру, обнажив глубокое дно, поднялась как атомный гриб, зависла над своим ложем, а потом рухнула обратно. Нас окатило холодной волной.

– Эээ, куда болото подевалось? – вытерев лицо полой рубахи, спросил старик дрожащим голосом.

Болото сгинуло. Теперь вместо него сверкала гладь чистейшей воды.

– Фиг с ним, с болотом. Куда твои покойники смылись? – Пиксель наклонился, рассматривая дно.

Он ошибся, покойники всплыли чуть дальше. Они выныривали, как пробки, издавая отвратительный чмокающий звук. Больше всего удивляло то, что многие были в одежде, некоторые даже в латах и при оружии.

– А они на нас не нападут? – очень по-детски спросил Тоник.

– Увидим. Все-равно убегать поздно, – философски заметил Пиксель.

Тела сначала плавали разрозненно, потом сбились в гурт, прямо в середине новорожденного озера. Новые покойники подплывали от берегов, сталкивались, налезали друг на друга, образовывая остров. Он рос. Он вырос. Он выглядел кошмарно, но потом, когда стал похож на гору, окаменел.

– Вот, пожалуй, и все, – с облегчением сообщил учитель и промокнул рукой пот со лба.

Мы не успели насладиться видом на обновленное болото – старик истошно заорал «ложись». У него, наверное, чутье на пашаву выработалось – на свой магический измеритель он даже не глянул. Делать нечего – мы грохнулись на землю и закрыли глаза.

Стараясь не думать, я рассматривала запечатлевшуюся в памяти картинку с новорожденным островом. Еще то впечатление. Как пить дать – потомки нам за него спасибо скажут. Станут приводить экскурсии всякие, враки плести, пикники тут устраивать.

– Подъем! – голос у старика временами ну очень уж противный, как у нашего физрука.

По его мнению, остров был напрочь магическим. И он был убежден, что если доплыть до него, то силой воинской на нем подзарядиться можно будет.

– Ну вас, он же в ссоре были, противники, ненавидели друг друга при жизни, – спорил Пиксель.

– Ну и что с того? Смерть всех примирила. А теперь, – учитель смотрел на сальное образование посреди озера как на дело своих рук, – Теперь они упокоились, памятник мы им достойный воздвигли. Теперь они только во благо творить будут.

Дикие, ни разу не рубленные леса, огибали бывшее болото. Первыми шли старик и Пиксель, споря и ругаясь. Спина Тоника выглядела горделивой. Что бы ни болтал старик, волшебство сотворил Тоник.

У меня тоже настроение было приподнятое. Теперь у меня была замечательная книга и коготь. С которым непонятно что делать. Коготь был просто замечательный. Коричневый, пользованный, любой шаман полбубна бы за такой отдал не размышляя. Не птичий, но и не кошачий.

На первом привале я сбегала в кусты и задала книге вопрос. Мне нарисовали дракона. Спасибо огромное – и что мне с этого? Ну да, я спорить не буду, вполне возможно, что у меня завелась драконья запчасть. От которой никакой радости.

Учитель потребовал, чтобы Пиксель развел огонь при помощи зажигалки, в которой по-прежнему обитал таинственный зверь.

– Так огонь жарче горит, – пояснил старик.

– Иди сюда мой славный, мы тебя угощать будем, – Пиксель всем своим видом показывал, что у него есть что-то в сто раз полезнее дедова горшка и моего когтя.

– А если поставить горшок и потребовать у него каши, он даст? – Тоник, по всей видимости, вспомнил какую-то детскую сказку.

Саламандрик кушал забавно. Ждал пока хворостина запылает, потом она становилась как раскаленное железо и только тогда саламандрик откусывал кусочек.

– Мелкий совсем, наверное, у него зубы меняются, – решил Пиксель.

Тонику не давал покоя горшок, он итак и этак его вертел в руках, потом прокричал в него, издав совиное «уху», ничего волшебного не произошло и тогда он приложил его к уху.

– Может он глухой? Говори четче, – посоветовал Пиксель, – Скажи – «каша варись». Но помни, что нужно знать как его остановить.

Учитель постоянно погладывал в мою сторону, наверное, очередного озарения ожидал. А я из мелочной вредности молчала, хотя прекрасно знала, для каких целей можно использовать горшок. Мне не хотелось раскрывать его секрета. Потому что учителю могло придти в голову подслушивать за нами. Ну да, горшок именно для этого и был придуман хозяином лесной лавки. Дурацкое приспособление в полевых условиях, того и гляди разобьется. Но дома я бы и сама таким горшком пользовалась.