Михаил Ланцов - Маршал Победы. Освободительный поход «попаданца»

Настроение у присутствующих на этом совещании было хуже некуда, поэтому все стали вставать с мрачными лицами и не спеша расходиться.

– Гудериан, – окликнул он генерала у входа, – а вас я попрошу остаться.

Гудериан кивнул и сел на указанный ему стул.

– Я хочу поговорить с вами о Тухачевском. Вы давно его знаете. Скажите, вам не показалось, что последние несколько лет он стал каким-то другим?

– Да, мой фюрер. Поговаривают, что он таким стал после зимы тридцать пятого года. Но, пожалуйста, уточните свой вопрос. Что вас беспокоит? Ведь все люди с возрастом меняются.

– Хайнц, – взглянул на него с упреком Гитлер. – Прошу отнестись серьезно к моему вопросу. Не создалось ли у вас впечатления, что перед вами совершенно другой человек, отличающийся от прежнего Тухачевского, как Геракл от пигмея?

– Пожалуй, вы правы. Раньше я всегда чувствовал свое превосходство над ним, как взрослый мужчина над подростком. А теперь… иногда сам ощущаю себя ребенком рядом с ним.

– Вот! Хайнц, вы только что подтвердили мои самые страшные опасения! Представьте себе, что русские получили в наследство от предков не технику или промышленные технологии, а умение создавать уберменшей [10]из обычных людей. И тогда, если они победят, германскому народу не останется места в этом мире. Я всегда говорил, что нордическая раса призвана господствовать над человечеством, пытаясь внушить немцам, что они лучше, сильнее, умнее остальных. Что они и есть настоящие уберменши. Но германский народ пока лишь в самом начале этого пути и может ощущать свое превосходство над другими, только каждодневно видя зримые примеры превосходства своего оружия, техники, мысли. Увы, внутренне почти все они еще остаются обычными людьми и не в состоянии подняться духом над моралью человеческого стада. И если сейчас им придется увидеть настоящих сверхлюдей среди славян, которых они привыкли считать унтерменшами, все труды нашей партии пойдут прахом, а немецкий народ почувствует собственную ущербность, как после Великой войны. После повторного унижения он уже не возродится никогда и ему останется лишь пойти на корм червям, ибо я не позволю немцам прислуживать иным народам мира. Так вот похоже, что Тухачевский стал первым удачным продуктом производства уберменшей и у Союза появился удачный полководец. После него изменениям подверглась группа инженеров и ученых, и теперь русские научились делать хорошие самолеты и танки. Что будет дальше? Вы представляете себе армию, в которой каждый – от солдата до генерала – сверхчеловек? Если мы дадим русским время на это, то Рейху не поможет никакое чудо-оружие и германский народ будет сметен с лица земли. Да. Хайнц. Не сомневайтесь. Они воспользуются этим поводом и постараются вырезать нас всех по последнего калеки, – произнес Гитлер и замолчал.

– Я вас понял, мой фюрер, – спустя секунд двадцать тишины ответил Гудериан.

– Ваши танкисты – ядро нашего ударного кулака. От вас зависит, победим мы в этой войне или проиграем. Вспомните восстание. Вы не пожалели своих людей ради национал-социализма. И теперь я жду от вас того же. И помните. Судьба Рейха и германской расы в ваших руках!

Гудериан вышел на свежий воздух и, отойдя немного в сторонку, закурил. Да, в Рейхе имелись достаточно строгие требования по борьбе с курением в общественных местах, но многие на это плевали. Особенно в такие трудные моменты. Он курил и думал над тем, что происходит.

Сзади раздались тихие шаги. Хайнц обернулся и встретился с испуганным взглядом Альберта Шпеера, который никак не мог отойти от совещания.

– Будете? – протянул Гудериан Альберту открытый портсигар.

– Нет, спасибо, – покачал он головой.

– Вижу, вам тоже не все понравилось, – с кривой улыбкой констатировал Гудериан.

– Да я даже не могу понять, что происходит, – пожал плечами Альберт. – И этот фольксштурм… Зачем? Он что, хочет сложить в могилу всех немцев?

– Боюсь, мой друг, что он просто сошел с ума.

– Вы полагаете? – несколько рассеянно переспросил Шпеер.

– Уверен. В старые времена таких людей называли одержимыми. Дескать, их души захватили бесы там или какие духи. Его же душа во власти идеи. Ради нее он готов пустить весь мир прахом. И нас с вами тоже.

– Но что же делать?

– Дружище, я полагаю, ответы на этот вопрос нам нужно искать не здесь и не сейчас. По крайней мере, я так точно не хочу об этом думать. Я солдат. Мое дело выполнять приказы, какими бы сумасшедшими они ни были.