Евгения Мелемина - Полёт попугайчика

И мистер Пибоди запрокинул голову, тыча костлявым пальцем в шею, в широкий шрам, напоминающий бледного свернувшегося червя.

— Пусть скажет спасибо, что я не подала в суд! — завизжал мистер Пибоди, а Томми, отделавшись от оцепенения, вскочил со скамейки.

— Миллион, миленький! Моя шея стоит ровно миллион, но я пожалела этого обсоска! Я не стала ломать ему жизнь!

Томми наклонился и быстрым движением подхватил рюкзак и блокнот. Перевел дыхание, будто только что выцарапал свое имущество из клетки с тиграми.

— Спасибо за разговор, — выпалил он. — Извините, но мне пора.

Он кинулся вниз по лужайке, миновал липу и выскочил на аллею, а вслед ему неслось:

— Пусть знает! Пусть знает, что мой цветочек обзавелся шипами, и ему больше не по зубам! По-о-од-лю-ю-юга!!!

Томми потом вспомнил: это был последний раз, когда они собрались втроем. Собрались по привычке и из чувства долга — начатое дело требовало завершения.

Все было не так, как в тот день, когда решили участвовать в конкурсе.

Теперь сидели не на полу и не рядышком, а за столом, напротив друг друга, словно бизнесмены в переговорной зале.

Томми время от времени поднимал глаза и с удивлением рассматривал лица своих друзей: широкоскулое лицо Карлы с сероватыми полными губами, вдруг потерявшее выражение детской гордости. Это было лицо взрослой девушки и на нем наметились уже взрослые черты. Томми мысленно состарил Карлу и увидел большеглазую афроамериканку с выщербленным морщинами лбом и вялым комочком обвисшей шеи.

Алекс тоже изменился. Томми помнил его маленьким зверьком, несимпатичным хорьком с неизменно веселыми глазами, а теперь видел юношу с бледным аристократическим лицом: тонкая переносица, двойные верхние веки, от которых взгляд Алекса превращался в снисходительный и насмешливый; нервные губы и маленький подбородок.

Томми понимал, что эти изменения произошли не за один день, просто он долгое время жил прошлым, и оно ослепило его.

Алекс и Карла давно выросли, а Томми все еще цеплялся за их прежние образы, как ребенок пухлой ручонкой цепляется за руку матери.

Нужно было посмотреть и на себя, и Томми посмотрел. Приподнялся и заглянул в зеркальную поверхность кухонного шкафчика.

Попугайчик, Попугайчик, ты ли это?

Что с тобой случилось?

Куда пропал нелепый рыженький мальчик?

И кто это — напротив тебя самого?

— Сядь, — брезгливо сказал Алекс.

Он нервно курил, глубоко затягиваясь, и теперь совсем не кашлял.

Томми представил: Алекс, уже взрослый, постоянно одергивает свою жену. Он не говорит ничего обидного, обычные фразы: «Сядь. Ты приготовила ужин? Нет, милая, это не ужин. Тебе так кажется. Повернись. Ты думаешь, это платье тебе идет? Припаркуйся правильно. Мне кажется, ты расходуешь слишком много бензина. Где ты была? У Дафны? Эта Дафна просто тупая сучка, и все ее окружение такое же. Ребенок плачет, милая. Ты не умеешь успокаивать детей?»

Он будет говорить очень тихо и вкрадчиво, а когда она в отчаянии разобьет первую тарелку, спросит: «Разве я сказал что-то плохое? Разве я кричал на тебя? Откуда такая истерика, милая? С тобой что-то не так. Я всего лишь спросил, где ты была. Ты могла бы просто сказать — в парикмахерской, но вместо этого ты бьешь посуду. Успокойся, на тебя смотрят дети. Каково им знать, что их мать истеричка?»

И дети, повзрослев, будут рассказывать школьному психологу: «Мама всегда была неадекватна. Папа очень тихий и спокойный человек, он никогда не повышал на нее голос, а она постоянно орет и психует. Мне жалко папу, он ее очень любит и поэтому терпит все эти истерики».

— Ты написал приличное интервью? — спросил Алекс.

Томми глянул на Карлу. Та сидела очень прямо и держала обе руки на беленьком конверте с фотографиями, но открывать конверт не спешила.

Томми положил на стол папку с недавно отпечатанным интервью, потянулся к тлеющей в пепельнице сигарете, затянулся и прикусил фильтр зубами.

От поднимающейся вверх струйки дыма пришлось прищуриться. Зеркальные шкафчики подернулись дымкой и тихонько тронулись с места.

— Значит, так, — сказал Томми, затянулся еще раз и затушил сигарету. — Мы слишком разные, чтобы прийти к единому решению, поэтому все наши собрания раньше заканчивались ничем. Поэтому я предлагаю ничего не смотреть и не обсуждать. Будем доверять друг другу. Я верю, что Карла сделала отличные фотографии.

— Я верю, что Томми написал хорошее интервью, — тихо сказала Карла.