Олег Фомин - Руины Арха

Плазма плюнула в лорда.

Но красный метеор отзеркалил от брони как лазерный луч от светового меча в «Звездных войнах». А пауки хлещут со всех сторон, падают с потолка. Стрелять в этот рой толку нет.

Я заорал:

– Отход!

И зажмурился. Сейчас проткнут жвалы!..

Но по всему телу – знакомый мягкий топот сотен крошечных лапок.

Стало тише…

Чувствую, смыши с меня слезают. Веки поднимаются.

Опять какой-то безымянный туннель.

Я на коленях, ладони греет плазма, рядом встает на четвереньки Борис.

Со стороны моего правого плеча мигнуло белым. Радостный писк. Я повернул голову, на плече – маленький друг.

Глажу.

– Вернулся, малыш…

С Бориса стекает лавина смышей, помогаю усесться. В его брюках и рубашке дымятся опаленные края дырок, блестят ожоги. На левой руке оторван мизинец, Борис прижимает к животу, там рубашку будто прополоскали в тазике с кровью.

Похоже, несколько пауков на Борисе взорваться успело.

Пыхтим. Топот и визг смышей, разбегаются по коридору. Борис поднимает ко мне лицо, бровь рассечена, к ней будто присосалась не в меру кровожадная пиявка, кровь в хмурых желобках на лбу, ветвится на щеках красными молниями, капает с подбородка… Его взгляд сконцентрировался, теперь смотрит не сквозь, а на меня.

Держу ладони на его плечах.

– Боря, ты как?

Борис переводит взгляд на мое плечо, где смыш, затем опять на меня.

– Что это было?

– Ты свободен. Надо бежать.

– Сво… свободен?

Борис опять погружается в себя, прислушивается к ощущениям, ладонь здоровой руки робко хлопает по груди, бокам, штанам, в подмышках.

– Их больше нет, – подтвердил я. – Успели потрепать, но ерунда. Палец не член, девять в запасе.

Я усмехнулся, похлопал его по плечу в его же манере, как он когда-то подбадривал меня. Хотя внутри колбасит, самого бы кто успокоил, не могу поверить, что получилось.

– Вот.

Вкладываю в пальцы Бориса комочек бархатистой черной ткани.

Торба.

Он снова смотрит мне в лицо. Смотрит безоружно.

– Почему ты вернулся?

– Друзей не бросают.

Теперь глядит вообще как на марсианина.

– Но я же бросил.

Пожимаю плечами.

– Но ты же и подобрал.

Борис прищурился. Еще не верит, что подвоха нет.

– Я должен был умереть еще тогда, – говорю, – в первый день, в коридоре, где появился. А ты спас. И потом кучу раз спасал. И возился со мной, сопли вытирал, учил выживать…

– Но я же тебя кинул!

– И что? Без тебя я бы до этого не дожил.

Борис еще смотрит какое-то время, затем уголок губ начал-таки подниматься. Голова опускается, он ею качает, тихо смеется. Я тоже заулыбался, смех заразил, и скоро мы хрюкаем, плечи трясутся, смыш телепортнулся с плеча на макушку.

– Чудо в перьях, – сказал Борис, отсмеявшись. – И откуда только взялся? Вон, даже смыши любят. Как тебя угораздило-то?

– Чего только здесь не бывает…

Мы помолчали, а потом он сказал с доброй усмешкой:

– Понятно…

Я хотел спросить, что ему понятно. Но ментальная сеть смышей, где я все еще присутствую, сообщила: лорд смышей включил в сеть Бориса. Передал ему образы, воспоминания о моем знакомстве с ним.

Руины дрогнули. С потолка сыпется песок, камушки. Озираемся.

– Что это? – спросил я.

– Пауки. Мы еще рядом с логовом. Хозяин в бешенстве…

– Он тебе больше не хозяин.

– Ничего, отвыкну.

Мы помогли друг другу подняться.

– Бежим.

Я посадил плазму меж лопаток, и мы побежали.

Придерживаю Бориса, дают о себе знать побои. Крови потерял немало. Опасаюсь, от быстрого бега у него лопнет какой-нибудь важный сосуд, и палец надо забинтовать, не хватает еще гангрены. Позарез нужен лагерь, только не здесь.

Руины тряхнуло сильнее, пришлось на бегу согнуться, по спинам стучит град камней, льется крошево.

Четыре конвейера плит – пол, потолок и две стены – лентами несутся навстречу, мелькают повороты, ступеньки, Руины грохочут как в грозу, тучи пыли, каменный дождь, и сквозь все это перед внутренним взором мерцает рентгеновскими снимками то, что видят смыши в туннелях поблизости.

– Знают, где мы! – крикнул я. – Окружают!

– Не первый раз в дерьме. Вылезем.

Смыш на плече как антенна, вижу через него вторым зрением: туннели затопляет красная хитиновая каша лапок, брюх, жвал, шипов, льется по стенам и потолками, стрекочет, то и дело взрывается.

Мы свернули в высокую галерею статуй, когда на другом ее конце из-за поворота вылезли два паука-гиганта, один карабкается по стене, второй по ребрам свода, у них под ногами путаются прихвостни размером с собак и кошек, и все это в бульоне мелкой саранчи, бывших тюремщиков Бориса.