Олег Фомин - Руины Арха

Но мы не одни. Играем на чужом поле, и я шкурой чувствую жгучую сеть пауков, она внахлест с нашей.

Паук-лорд знает, мы где-то здесь, и лишь тактика «тише воды, ниже травы» позволяет пока быть незаметными. Начнем экшн – и нас обнаружат.

Диверсионной стайке смышей удалось затаиться в сердце паучьего логова, можем наблюдать, что там…

«Издеваешься!» – прорычал лорд.

«Хозяин, я не…»

Бориса оборвал удар огромной паучьей лапой, он, едва оклемавшись от прежнего, снова упал.

«Я ни при чем».

Борис от пола отжимается, руки подрагивают, лицо в крови.

Нижняя пара лап, как крючья, поддевает Бориса под мышки, лорд поднимает раба, ноги того закачались безвольными тряпками вместе с плащом, подбородок на груди.

Лорд сгибает верхнюю лапу в переднем колене, оно бьет слугу в живот, Бориса с «крючьев» скинуло, падает с перекатами далеко от трона, его складывает пополам кашель, плиты у лица забрызгало бордовым веером.

«Спрашиваю еще раз, – рычит лорд. – Почему грызуны в сговоре с сопляком?»

Лорд выставляет к Борису ладонь, в ней открылось что-то вроде крошечной пасти, она плюет белую веревку клея в сапог Бориса, лорд стиснул в кулаке, дергает назад, и Борис подскальзывает к трону.

«Ты видишь мой мозг, хозяин. – Голос Бориса едва не сорвался в мольбу. – Ответа в нем нет».

Удар лапой по щеке чуть не снес голову.

«Он не уйдет! – рычит лорд. – Он близко… Дети поймают, а я размотаю его извилины как проволоку, но узнаю!»

Сплевывая, Борис встает на четвереньки, к пятнам крови на полу добавился зуб.

Арбузный треск, грудь лорда по линии грудины разорвалась, на Бориса глядит черный, остроугольный, как у рептилии, зрачок вертикальной пасти, ряды клыков словно расстегнутая «молния» на куртке дьявола, в глубокой тьме пляшут кровавым костром языки.

«А пока дети ищут, утолю голод».

Треск, пасть раскрылась на всю ширину груди, плечи и руки откинулись за спину.

«Тобой».

Взгляд Бориса в тумане, с губ свисают красные слюни. Лапы лорда, все восемь, разгибаются в сторону раба.

Пора!

Я закрыл глаза, уберечь от вспышки, а когда открыл, сбоку от меня уже трон. Я у подножия, бутоны паучьих яиц сияют выпуклостями.

По телу стучат сотни лапок, смыши стекают с меня будто камни с горы при обвале.

Лапы лорда, не достигнув Бориса, замерли, мрак под «капюшоном» обратился на меня, пламя из глаз полыхнуло как из огнеметов.

– Ты?!

Мешкать нельзя, счет на секунды.

Я рванул к той кладке яиц, что сфоткалась памятью. Надеюсь, не напутал. Лапа пронеслась крылом истребителя на уровне моей груди, но я вовремя сделал перекат, хитиновая гильотина просвистела надо мной, а я вскочил у нужной кладки.

Штык-нож плазмы рубит одно из яиц, кисть ныряет внутрь, пальцы нащупывают материю.

Ура памяти! В кои-то веки не подвела.

Скорлупа выпускает блестящую от слизи торбу.

– Наглец!!! – взревел лорд.

Пытается развернуться, но его анатомия не позволяет.

На меня уже мчится лавина восьмилапых краснопузых псов. Плазма, бьющая точечно, здесь не поможет.

Пистолет-пулемет, твой выход.

Миг – и на стволе расцвело пламя. Оружие грохочет, изрыгает поток свинца, гильзы бьют как из фонтана. Половины обоймы хватило на все полукольцо арахнидов.

Пулемет смолк, швыряю его в раненую тварь, та, хромая, бежит на меня, но в прыжке встречается мордой с пулеметом, хруст.

Взрыв!

Ударная волна меня отбросила, я упал в опасной близости от лорда, под лапами, меня исполосовали их тени.

Откат от трона вбок, а туда, где я был, воткнулось копье лапы, утонуло в плите как в брикете сливочного масла, крякнула черная астра трещин.

Штык-нож рубанул по воткнувшейся лапе, но клинок вместе с плазмой отскочил, пушка из рук едва не вылетела.

Лорд лапу выдернул, я отползаю, на меня уставилась его ладонь. Паутина! Я прикрылся пушкой.

Но липкий канат попал не в меня – в плиту рядом. Перед тьмой «капюшона» и огненными глазами лопнуло белое солнце вспышки, лорд мотнул головой, рука тоже дернулась. По плечам и шее лорда бегает мой маленький друг.

Рычание лорда сотрясает зал, лапы в бешеной пляске пытаются поймать смыша.

– Борис, убей мальчишку! Сейчас же!

Но Борису не до приказов.

Он корчится на полу, кричит, руки ныряют то за шиворот, то под борта, а смыши вспыхивают вокруг него, как пузырьки вокруг кипятильника, залезают под одежду, суетятся там, пищат, словно с кем-то дерутся – и исчезают.

Им приходится царапать Бориса, чтобы достичь цели, рубашка местами обагрилась, но ради него же. Ищут под одеждой пауков, хватают и телепортируются куда-то вместе с ними раньше, чем те успевают убиться. Жертвуют собой, ведь там, куда переносятся, стиснутые зубками пауки взрываются.