Владимир Брюков - Чудеса Ветхого Завета и их научное объяснение

Египетскую версию исхода израильтян из страны, когда-то можно было прочитать из первых рук в «Египетской истории», написанной местным жрецом Манефоном. Но эта книга дошла к нам лишь в изложении древнееврейского автора Иосифа Флавия в его труде «О древности иудейского народа. Против Апиона». Правда, сам Иосиф весьма нелестно отзывается о правдивости излагаемого Манефоном египетского предания: «Египтяне первые начали с наветов на нас. И вот, в угоду им, некоторые историки взяли на себя труд извратить истину, с одной стороны, рассказывая о факте прибытия наших предков в Египет не согласно с правдой, а с другой – скрывая истину об их исходе оттуда. Много причин к ненависти и недоброжелательству к нам они повыискали главным образом в том обстоятельстве, что предки наши властвовали над их страною, а затем, вернувшись на родину, продолжали жить счастливо»

А вот что говорит о причинах ухода израильтян из Египта сам Манефон в изложении Иосифа Флавия: «Итак, сообщив, что предки наши вышли из Египта за столько лет раньше (Рамсеса) и, вставив затем царя Аменофиса, он (Манефон – прим. В. Б.) заявляет, что этот последний пожелал, подобно Гору, одному из своих предшественников на престоле, лицезреть богов и сообщил о своем желании сыну Пааписа, тезке своему Аменофису, который вследствие своих знаний и дару предвидения будущего считал себя божественного происхождения. Тезка его ответил, что он (лишь в том случай) сможет лицезреть богов, если очистит всю страну от прокаженных и прочих нечистых людей. Сообразно с этим царь велел собрать со всего Египта всех калек, и число их дошло до 80000. Затем он приказал заключить их в каменоломни, находящиеся к востоку от течения Нила, где работали и остальные выделенные из общества египтяне. Среди последних, говорит он, находились и некоторые ученые жрецы, пораженные проказою.

Но в то же время Аменофис, этот мудрый прорицатель, перепугался, боясь за себя и за царя, гнева богов, как бы не освободились насильно отведенные в каменоломни; и вот он стал поговаривать, что кое-кто, пожалуй, заступится за прокаженных с оружием в руках и овладеет Египтом на тринадцать лет. Не решившись, однако, высказать это самому царю, он оставил об этом последнему письмо и покончил жизнь самоубийством. Фараон был в полном отчаянии». Затем он (Манефон – прим. В.Б.) пишет буквально следующее: «Когда же истек несчастным срок в каменоломнях, то царь, по настоятельной просьбе дать им убежище и кров, предоставил им покинутый гиксосами город Аварис, который, по преданию, издревле посвящен был Тифону. Заняв этот город и пользуясь всею (прилегающею к нему) областью в качестве убежища, они выбрала начальником своим некоего жреца из Гелиополиса Осарсифа, поклявшись беспрекословно повиноваться ему. Первым же изданным им постановлением был закон – не поклоняться богам и не воздерживаться ни от каких издавна в Египте почитавшихся священными животных, но убивать и употреблять в пищу всех, равно как не сближаться ни с кем из населения, кроме принесших клятву единомышленников. Издав такой и много других противных египетским обычаям постановлений, он приказал народу восстановить стены города и готовиться к войне с фараоном Аменофисом. Сам же он, собрав как прочих жрецов, так и прокаженных, отрядил посольство к изгнанным Тутмосисом пастухам в город по имени Иерусалим и, сообщив о положении своем и прочих подвергшихся позорному насилию сотоварищей, просил предпринять общее единодушное нашествие на Египет. При этом он советовал направиться сперва к Аварису, первоначальной родине их общих предков, и обещал в достаточной мере припасти для войска провиант, чтобы затем уже, когда понадобится, сражаться вместе и без труда подчинить себе (всю) страну. Крайне обрадовавшись этому обстоятельству, те единодушно выступили в поход в количестве до 200 000 человек и скоро прибыли в Аварис. Узнав в подробности об этом нашествии Аменофис, фараон египетский, не мало смутился, так как вспомнил об Аменофисе, сыне Пааписа. Созвав тотчас египетское войско и посоветовавшись с его начальниками, он приказал прислать к себе наиболее чтимых в капищах священных животных и повелел жрецам, каждому в отдельности, охранять в самых безопасных местах изображения божеств. Пятилетнего же сына своего, Сефоса, называвшегося также, по отцу Рамсесу, Рамессом, он отправил к своему другу е. Сам же он приготовился защищаться с прочими египтянами, в числе до 300 000 отборных воинов. Сойдясь с врагами, он, однако не вступил с ними в битву, так как ему пришла в голову мысль, что он собирается воевать с богами. Повернув поэтому быстро назад и прибыв в Мемфис, он захватил Аписа и всех прочих, доставленных туда по его повелению священных животных и немедленно отправился со свитою и всем войском египетским в Эфиопию, в виду того, что царь эфиопский был по добровольному признанию его вассалом. Последний принял фараона и всю его свиту, поскольку страна его обладала в достаточной мере городами, селениями и нужным для всех этих преследуемых судьбою пришельцев провиантом, по крайней мере, на тринадцатилетнее изгнание, и выставил на границе Египта эфиопский сторожевой лагерь для охраны людей царя Аменофиса. Так обстояло дело в Эфиопии. Гиксосы же, соединившись с прокаженными египтянами, поступали столь жестоко с (покоренным ими) населением, что видевшим их тогдашние зверства первое их владычество казалось золотым: они не только жгли города и деревни, грабя и оскверняя храмы, не только не щадили изображений богов, но и делали из святилищ постоянно кухни, в которых зажаривали особенно высоко почитавшихся священных животных, а соответствующих жрецов и прорицателей заставляли разыгрывать при этом роль жертвоприносителей и резников, чтобы затем, обобрав догола, выгонять их. При этом рассказывается, что происходивший из Гелиополиса жрец Осарсиф, так названный по гелиопольскому божеству Озирису, основав новое свое государство и, дав ему законы, изменил, пристав к эти людям, свое имя на название Моисея, которым и стал с тех пор именоваться.