Судя по шокированному взгляду, Танис начал догадываться.
— Не может быть… — еле слышно произнес он.
Кирин все еще не знал, о чем речь, но Исса наконец пояснила:
— Ага, вижу, до тебя дошло. Когда драконья самка тяжелеет детенышем, она старается оградить себя от мира, скрыться под присмотром своей стаи, потому что в это время она слаба и уязвима. Но у нас все не так. Когда внутри ламии появляется новая жизнь, ее сила увеличивается в два раза — на время. И пока ее дитя не покинет тело, ламия использует и свою силу, и полную силу своего ребенка. Такова воля природы.
Принц слушал ее — и не мог поверить. Танис, судя по всему тоже:
— Ты не можешь быть!.. Это невозможно!
— Отрицаешь то, что уже чувствуешь? Как это… по-людски. Мне не важно, веришь ты мне или нет. Сегодня я собираюсь впервые одолжить силу своего ребенка. Ты мог подготовиться к чему угодно, только не к этому, не так ли, дракон?
Танис больше не собирался разговаривать с ней, он просто не мог — его трясло от гнева. Похоже, своим неожиданным преимуществом Исса и правда обошла последние из его продуманных планов. Но сквозь эту ненависть, сквозь злобу и желание убить уже пробивался страх, говоривший о многом.
И все же до поражения Танису было далеко. Он прошептал заклинание, призывая последний рубеж своей обороны. Целой земли вокруг дворца просто не осталось, она разлеталась в разные стороны, освобождая дорогу камерцеям. Кирин не брался даже сказать, сколько их здесь, Иссе некуда было убегать, потому что они были повсюду. И принц не был уверен, что даже ее удвоенной силы хватит, чтобы расправиться с такой армией.
Но и он больше не мог отсиживаться в стороне. Это не ее ребенок, это ИХ ребенок. Сражение, начавшееся во имя намяти о его семье, неожиданно превратилось в битву за будущее. Помощь друзей и союзников — это замечательно, и все же он, император, должен нанести главный удар.
Чтобы не только выжить, но и увидеть, как родится это дитя.
Эта мысль стала последней каплей для него. Кирин снова рванулся вперед, и звено цепи, и без того поврежденное, не выдержало. Принц поднялся на ноги, сбрасывая с себя разрушенные оковы, и бросился к телу матери. Когда Танис обернулся, привлеченный шумом, Кирин вернул себе меч — созданный для императора Торема, но теперь принадлежащий только ему.
— Неплохо, — хищно прищурился Танис. — Я начинаю верить, что все эти разговоры о судьбе, может, и не пустой звук. Пора проверить, на чьей она стороне, человек.
— Твоя проблема сейчас в том, что я не человек.
Нападать Танис не собирался. Он призвал магию, обрушив террасу под ними. Очевидно, он надеялся, что Кирин упадет вниз, где им займутся камерцеи. Но присоединяться к Иссе принц пока не собирался. Ему хотелось помочь ей, отыскать ее хотя бы взглядом, и все же это была непозволительная роскошь для него сейчас. У него была совсем другая миссия.
Поэтому он оттолкнулся от падающих каменных обломков ногами так же ловко, как и Танис, и взлетел на ту же высоту. Одной рукой он закрепился на стене, удерживаясь за декоративную лепнину, изображавшую цветы и гроздья винограда, в другой все еще держал меч.
— Неплохо, — оценил Танис, стоявший на узкой внешней полосе подоконника. — От вашей семьи всегда были проблемы. И тем приятней будет устранить последнюю из них.
Он атаковал Кирина магией и только магией. Он загнал их обоих на крышу и там призывал ветер, разрушал стены дворца и с легкостью выдыхал пламя. Все что угодно, лишь бы удержать противника на расстоянии.
Не нужно было отличаться гениальностью, чтобы догадаться: Танис избегает ближнего боя. Это была не его стихия! Что, в общем-то, понятно: кто бы научил его драться? Когда Тьернан убил его семью, Танис был еще подростком, скорее всего, он и охотиться-то не научился. Потом его воспитывала Аналейра, обучавшая его только магии.
Придя в этот мир, он полностью полагался на колдовство. Все остальное было ему не нужно — до сегодняшнего дня…
Кирин, в свою очередь, колдовать не умел. Часть заклинаний он отражал инстинктивно, просто потому, что драконья кровь помогала ему. Другие же не успевали убить его — он был слишком быстр и силен. Когда Танис направлял на него каменные глыбы, Кирин разбивал их и уходил от осколков. Если под ним трескался пол, он отпрыгивал. Когда на него сыпался дождь из острого стекла, он отражал мечом, что мог, а полученные раны исцелял до того, как они успевали серьезно навредить ему.
Он, бежавший из дворца когда-то, не узнал бы себя нынешнего.
Читать дальше