Котя насупленно посмотрел на нее.
— Я что, совсем дурак?
Он встал на голову и начал крутиться на месте. Дейри легла на спину и вздохнула.
Противоречивые желания томили ее. Она не понимала этих желаний… вернее, так: она их вполне осознавала своей темной, иррациональной частью души, но не смогла бы описать словами, даже если бы захотела. В этих желания сливались воедино стремление поглощать и быть поглощенной, стремление испытывать боль и доставлять боль, стремление отдавать и стремление брать. Сладкое и горькое, приятное и пугающее, становились одним целым, передавая друг другу свои свойства.
Значительная часть этих ощущений поднималась от низа живота. Дейри вновь вздохнула, прикрыла глаза и сосредоточилась своих ощущениях. Она знала, что если начнет ласкать себя, то сможет быстро расслабиться, но собственную чувственность можно было использовать и по-другому. Можно было переживать желание, не подавляя его и не удовлетворяя его — просто переживать, осознавать его, чувствовать, прослеживать его от начала и до самых корней, принимать желание как свою часть и полноценно чувствовать эту часть себя. И тогда, если в ходе подобной настройки удавалось увидеть это желание и себя в этом желании — то желание менялось. Мутный, отягощающий разум чувственный поток становился чистой энергией, которую можно было направить в глубины своей безграничной души, связанной со всей Сальбравой, спрятать в тайных запасниках или использовать для какого-нибудь чародейства.
Котя устроился на подушке, которую он почти доволок до кровати, и четверть часа молчал, наблюдая, как меняются течения в Шэ и Тэннаке девушки. Из его огромных глаз в эти минуты пропала всякая дурашливость, они исполнились тайны, темной мистики и волшебства звездной чарующей ночи. Дейри повторяла упражнение раз за разом, и он молчал, но когда увидел, что токи Тэннака и Шэ затихают и она просто лежит на кровати, ни о чем не думая, то сказал:
— Эти твои ухажеры ябедничать пошли.
— Какие еще ухажеры?.. — Не поняла Дейри.
— Ну, эти трое, у которых все упало, когда ты про заклинания спрашивать начала.
— Ах, эти… и кому они жалуются? Папе?
— Своему главному, — Котя пожевал губами. — Он скоро сюда придет.
— Его еще тут не хватало… Он мне не понравился. Сухарь. И старый слишком.
— Я его тоже не одобряю, — согласился Котя. — Противный тип. Знаешь что?.. Пойду-ка я отсюда…
— Эй! — Дейри подскочила. — Ты куда?!
— Куда-нибудь. — Котя в два прыжка оказался у подоконника, забрался на него и, подпрыгнув, повис на щеколде. С первого раза ему, однако, окно открыть не удалось, и он шлепнулся обратно на подоконник. — Вдруг он меня заколдует?
— Ой, и правда ведь… — Дейри подскочила к окну, подняла щеколду и едва сдержала створки — холодный ветер толкнул их и бросил ей в лицо снопья снега. Котя тенью вытек наружу; Дейри еще несколько секунд пыталась разглядеть сквозь ветер и снег, куда он направляется, но так и не поняла этого. Котя будто растворился в воздухе. Тогда она закрыла ставни, вернула щеколду на место и задышала на озябшие пальцы.
Спустя несколько минут в дверь настойчиво постучали.
Керстен эс-Финл прибыл в Дераншаль поздним вечером. Мейкар пожал ему руку и коротко обнял, барон Рейер — невысокий, сухой, молчаливый старик — жестом руки пригласил к столу. Клиг, второй сын барона, бывший всего лишь на пару лет старше Керстена, также присутствовал здесь. Горячая мясная похлебка после пятичасовой скачки под снегом и пронизывающим ветром показалась молодому эс-Финлу показалась необычайно аппетитной. Он быстро сьел свою порцию и попросил добавки. Жар от большого камина разогревал извне, в то время как горячая еда согревала внутри. Керстен расслабился и ощутил сладкую леность во всем теле. Не хотелось ни двигаться, ни делать что-либо. Сыновья и рыцари Рейера обсуждали дороги в лесу, размеры отряда, возможные цели атаки и пути отхода; барон молчал — большую часть времени он казался отрешенным, и лишь по внимательному и цепкому взгляду, который он иногда кидал на кого-либо из говоривших, становилось ясно, что он следит за происходящим. Один раз он так посмотрел на Керстена — долго, пристально, не отводя глаз, словно хотел запомнить каждую черточку на лице молодого рыцаря. Керстен сделалось неуютно — откуда-то появилось ощущение, что барон видит не только его лицо, но столь же ясно читает скрытые чувства и мысли.
Что он мог увидеть в нем? Скрытые сомнения? Страх перед отцом, который будет взбешен, узнав, что Керстен поступил по собственной воле и вряд ли удовлетворится короткой запиской, оставленной юношей перед уходом? Опасения опозориться перед другими, более опытными рыцарями, проявив слабость или совершив какую-нибудь глупость?.. Керстен постарался выдержать взгляд Рейера и, когда тот наконец потерял к нему интерес, мысленно вздохнул с облегчением. О Дераншальском бароне ходили разные слухи: он заботился о своих людях, а вот к разбойникам, если таковых ему удавалось изловить, проявлял беспощадную жестокость: с некоторых заживо сдирали кожу, других четвертовали, выхаживали, не давая умереть от потери крови, а затем вывозили из замка и оставляли на перекрестке дорог.
Читать дальше